Со временем они стали реже заниматься любовью. Лэшер
продолжал сосать материнскую грудь, хотя уже не так часто, как прежде. Главным
занятием для него стало посещение парижских церквей, к которым он сразу
проникся бурным неприятием. Охваченный враждебным настроем, он воспылал
ненавистью и отвращением ко всем атрибутам храмов — как к статуям, так и к
дарохранительнице.
Он утверждал, что церкви должны быть не такими.
— Ну конечно, если ты имеешь в виду собор в Доннелейте,
то на него они совсем не похожи. И это вполне естественно. Ведь мы в Париже.
Он повернулся к ней и срывающимся на крик шепотом произнес:
— Они сожгли его.
Ему захотелось услышать католическую мессу, и ради этого на
рассвете он выдернул ее из кровати и потащил в церковь Святой Магдалины, чтобы
присутствовать на службе.
В Париже стояла холодная погода. Роуан не могла даже толком
погрузиться в собственные размышления, чтобы он их не прервал тем или иным
вопросом. Временами ей казалось, что она уже перепутала день с ночью, потому
что Лэшер мог разбудить ее в любое время, чтобы испить у нее молока или
заняться с ней любовью, что всегда делал грубо, но страстно. Потом она опять
впадала в дремоту, а он будил ее, чтобы накормить или поговорить о том, что
недавно видел по телевизору: о новостях или о чем-то еще, привлекшем его
внимание. Его наблюдения становились все более случайными и отрывочными.
Лэшер взял со стола меню и нараспев начал читать названия
блюд. Потом вдруг бросился за ручкой и принялся яростно писать:
«Затем Джулиен привел в свой дом Эвелин, и они зачали Лауру
Ли, которая, в свою очередь, родила Алисию и Гиффорд. У Джулиена был еще
незаконнорожденный ребенок, Майкл О'Брайен. Он был оставлен в приюте Святой
Маргариты, после того как его мать ушла в монастырь и стала сестрой
Бриджет-Мэри. Несколько позже у нее родились еще три мальчика и девочка,
которая вышла замуж за Алистера Карри. Тот, в свою очередь, дал рождение Тиму
Карри, который…»
— Погоди, что ты пишешь?
— Оставь меня. — Он неожиданно вперился в нее
испуганным взглядом и разорвал листок на мелкие клочки. — Где твои
тетради? Что ты в них написала? — командным тоном потребовал объяснения
он.
Они никогда не удалялись от гостиничного номера, в котором
останавливались. Роуан была слишком слаба; кроме того, молоко у нее так быстро
накапливалось, что тотчас начинало течь под блузкой. Когда это происходило,
Лэшер, качая Роуан на своих руках, припадал к ее груди и начинал ее сосать. От
этого действа ею овладевало приятное до умопомрачения ощущение, и она забывала
обо всем на свете, в том числе и о преследовавших ее страхах.
Она поняла, что вся его власть над ней, так сказать, его
козырная карта заключалась в дивном ощущении умиротворения, в волшебном
состоянии радости, которое она испытывала просто от того, что находилась с ним
рядом, часами слушала его торопливую и зачастую наивную речь и наблюдала за
тем, как он относится к тем или иным вещам.
Но что за создание природы являл собой он? Роуан с самого
начала жила иллюзией, будто он был ее творением, которое она создала с помощью
силы телекинеза, вернее сказать, превратила в него вынашиваемого ею ребенка.
Но, поскольку существовало множество противоречий, которые невозможно было
объяснить, у нее появились в этом вопросе большие сомнения. И главное, она не
могла припомнить, чтобы в тот миг, когда он, трепыхаясь на полу в околоплодных
водах, боролся за свою жизнь, у нее в сознании отчетливо возникла бы
какая-нибудь конструктивная мысль. Правда, она дала ему нечто вроде сильной
психической подпитки. Дала даже молозиво, драгоценные первые капли из своей
груди, которые были необычайно питательными.
Но рожденный ею субъект был высокоорганизованным созданием
природы, а не каким-то там монстром Франкенштейна, созданным из отдельных
частей, или продуктом черной магии. Более того, Лэшер сам был хорошо осведомлен
о достоинствах своего организма — о том, что умел быстро бегать и чутко
улавливать запахи, которые были недоступны ее нюху, а также о том, что сам
испускал запах, который непроизвольно чувствовали другие и который подчас
бесцеремонно вторгался в нее. Когда это происходило, ее охватывал суеверный
страх перед тем, что он мог полностью лишить ее воли, ибо оказываемое этим
благоуханием на нее действие было сродни половому аттрактанту.
Теперь она вела дневник более тщательно, более подробно,
чтобы в случае, если с ней что-то произойдет, тот, кому он попадет в руки, мог
разобраться в написанном.
— Мы достаточно долго живем в Париже, — как-то раз
сказала Роуан. — И рискуем тем, что нас могут здесь обнаружить.
Они получили два банковских извещения. Теперь в их
распоряжении было целое состояние, и, чтобы разместить его по разным счетам и
таким образом спрятать, она потратила целый день, при этом Лэшер не отходил от
нее ни на шаг. Ей хотелось уехать, возможно, в более теплое место.
— Оставь, дорогая моя, свою ненужную затею. Мы и так
уже сменили десять отелей. Перестань волноваться и проверять замки. Ты сама
прекрасно знаешь, что все дело в количестве серотонина в твоем мозгу. Нарушен
механизм, ответственный за чувство страха. Тебя мучают навязчивые идеи. Но ведь
ты к этому была предрасположена всегда.
— Откуда ты это знаешь?
— Я уже говорил тебе. — Он внезапно осекся и
замолчал. Последнее время она стала замечать, что Лэшер стал более
скрытным. — Я знаю это потому, что это известно тебе. Когда я пребывал в
мире призраков, то ведал все, что ведали мои ведьмы. Это я…
— Что? О чем ты сейчас подумал?
По ночам он стоял у окна и смотрел на огни Парижа. Он
по-прежнему занимался с ней любовью, невзирая на то, спала она или бодрствовала.
Его усы стали густыми и мягкими, а борода уже покрывала весь подбородок.
Но родничок на темени до сих пор у него не закрылся.
Несомненно, он развивался по программе, совершенно отличной
от тех, по которым проходили этапы роста известные миру живые организмы. Роуан
пыталась сравнивать его с разными видами, перечисляя его характерные
особенности и находя подобные у других представителей фауны. Так, например, она
пришла к заключению, что его руки обладали силой, свойственной низшим приматам,
но имели более развитые пальцы и суставы. Любопытно было посмотреть, что
произойдет, если он сядет за пианино. Однако его слабым местом была зависимость
от большого количества кислорода. Не исключено, что из-за его недостатка Лэшер
мог задохнуться. Тем не менее эта особенность не мешала ему быть сильным. Очень
сильным. Интересно, как он себя поведет, если окажется в воде?
