Это у американцев так принято здороваться?
Свет в гостиной по-прежнему не горел, занавески на окнах задёрнули. Я мог смотреть лишь прямо перед собой и поэтому видел немногое.
На улице Ласситер хорошенько приложил рукоятку револьвера к моей голове, теперь обязательно будет шишка.
И тем не менее лучше уж находиться тут, чем объясняться с разгневанным профессором.
На столике лежало моё добро: разряженный веблей, фальшивая фляга, складной нож, бумажник (почти пустой), три порнографические открытки и часы с выгравированной на внутренней стороне крышки дарственной надписью: «Элджи от Вайолет».
— Вот что, Элджи… — начал, по-американски растягивая слова, Ласситер.
Я решил его не поправлять, Элджи так Элджи.
— Мы с тобой сейчас малость поболтаем. Я задаю вопросы, а ты отвечаешь. Усёк?
Я изо всех сил старался стоять прямо и не дёргаться.
Ласситер пнул столик, и тот зашатался. Верёвка сдавила моё горло.
Я кивнул, хотя от этого небольшого движения на глазах выступили слёзы.
— О’кей.
Американец стоял теперь у меня за спиной. Женщина тоже была в комнате, но не говорила ни слова. Видимо, держала девчонку, чтобы та не путалась под ногами.
— Ты не из мормонов.
Фраза прозвучала как утверждение, а не как вопрос, так что отвечать я не стал.
Столик снова заходил ходуном. Значит, всё-таки вопрос.
— Не из мормонов, — прохрипел я. — Нет.
— Но связан с бандитами из колена Данова?
Нужно тщательно обдумать ответ.
Оглушительно грянул выстрел, и от столешницы откололся кусок. Пришлось подпрыгнуть, чтобы сохранить равновесие и не упасть с остатков злополучного столика.
В ушах звенело, и я не сразу расслышал обращённые ко мне слова:
— Бабахнуло на славу? Ещё несколько дней будет звенеть в ушах.
Но дело было вовсе не в грохоте (мало ли я слышал на своём веку выстрелов) — запах! Запах пороха прочистил мне мозги.
Петля затянулась ещё туже.
Однажды я слышал (и беседа эта происходила в Итоне, в школе-колледже, в комнате для старост, а вовсе не в каком-нибудь борделе или кабаке, куда судьба не раз заводила меня уже после тех жутких школьных деньков), что якобы, когда мужчину душат, не насмерть, а так, для забавы, возникает любопытный психологический эффект. Знающие люди сравнивали его с наслаждением, которое дарят самые опытные гурии. И вот какой конфуз — именно сейчас мне выпала возможность на собственном опыте проверить эту будоражившую умы шестиклассников легенду.
Женщина прямо-таки взбеленилась. Значит, болезненная выпуклость в области ширинки была достаточно явственной.
— Ах ты, паршивый, подлый гад! Позволять себе в присутствии дамы подобные… — Ласситер смолк, не в силах подобрать слова.
В моём положении было довольно затруднительно объяснять эту исключительно непроизвольную реакцию.
Арбетнот, капитан школьной команды (нынче сделался ярым борцом против непристойных увеселений в мюзик-холлах), ещё рассказывал, что процедура становится гораздо приятнее, если удушаемого нарядить в костюм балерины и дать ему пососать обмакнутый в абсент леденец.
Ох, как я желал Арбетноту оказаться на моём месте и на собственной шкуре проверить эту теорию!
— Джим, что же нам делать? — начала женщина. — Им известно, где мы. Я же говорила: они никогда не оставят нас в покое. Никогда не забудут Сюрпрайз-Вэлли.
В её пронзительном голосе слышалось отчаяние. Прекрасно. Ласситер молчал, значит причитания жены поставили его в тупик.
Я уже видел некоторые преимущества своего положения.
Миновал приступ гнева, прошёл страх опасности, и на меня снизошло холодное и ясное спокойствие.
— Мистер и миссис Ласситер, — чуть придушенным голосом начал я, решив сразу же назвать их настоящими именами, — в данную минуту вас преследуют сумасшедшие иностранцы. Им ни за что не добиться поддержки у британского правосудия. Стань эта история известна общественности, симпатии публики были бы на вашей стороне, а планы колена Данова потерпели бы крах. Те, чьи интересы я представляю, об этом позаботятся.
— И чьи же интересы ты представляешь, Элджи?
А вот на этот вопрос я бы ни за что не ответил честно, отстрели он хоть все ножки у проклятого столика. Лучше уж пусть удавят. Но и после этого Мориарти наверняка наймёт медиума, наложит лапу на мою эктоплазму и удесятерит посмертные страдания.
— Но едва вы выбьете у меня из-под ног этот столик, всё изменится, — продолжал я. — Вы станете убийцами, коварно и трусливо прикончившими героя Британской империи…
Никогда не помешает упомянуть боевые заслуги.
— Даже если скроетесь под вымышленными именами, на вас откроет охоту Скотланд-Ярд, самые внушительные в мире силы, стоящие на охране правосудия…
Ну да, внушительные у них разве что задницы, выпирающие из синих форменных брюк…
— Против вас обратятся все.
Я наконец замолк, давая им время обдумать услышанное.
— Джим, он прав. Мы не можем так просто его убить.
— Он первый вытащил оружие.
— Но мы не в Эмбер-Спрингсе.
Где бы ни находился этот самый Эмбер-Спрингсе, обстановка там явно благоприятствовала подобным упражнениям. Видимо, сказывался сравнительный недостаток полисменов, судей, стряпчих, тюремщиков, судебных секретарей и наборщиков в «Полицейской газете». В иных обстоятельствах я расценил бы это как явное преимущество (такого рода место выглядит куда заманчивее Стритхема), но в ту минуту нравы Эмбер-Спрингса не показались мне привлекательными.
Даже сквозь звон в ушах я расслышал характерный щелчок. Ласситер взвёл курок.
Американец встал прямо передо мной (видимо, решил всё-таки не стрелять в спину). В комнате было темно, и я не очень ясно его видел.
— Джим! — воскликнула Джейн — Хелен.
Полыхнула вспышка, лицо и усищи Ласситера на миг окрасились оранжевым.
Столик ушёл у меня из-под ног, адамово яблоко стиснула петля.
Я ожидал приступа нестерпимой боли.
Но вместо этого всего-навсего рухнул на пол, а сверху на меня упали люстра, обрывок верёвки и кусок штукатурки. Я задыхался, но был жив. Чего ещё желать при подобных обстоятельствах?
Ни леденец, ни даже балетная пачка не сделали бы меня в тот момент счастливее.
Подлый Ласситер пнул меня в бок, но жена вцепилась ему в руку.
Исполненный бессильной злобы удар обнадёживал: меткий стрелок явно потерял самообладание.
Вспыхнул газовый светильник. Кто-то помог мне выбраться из-под обломков, снял с шеи петлю и стряхнул с волос и лица штукатурку.
