Время в дороге тянется медленно; Бейли смотрит на сменяющийся в окне пейзаж и в задумчивости грызет ногти.
Виктор садится рядом, держа в руках красную книгу в кожаном переплете.
— Я подумал, вдруг тебе захочется почитать, чтобы скоротать время, — говорит он, протягивая ее Бейли.
Перелистнув несколько страниц, Бейли с удивлением обнаруживает, что это не что иное, как тщательно собранный альбом. Преимущественно черные листы заполнены вклеенными газетными вырезками, среди которых, впрочем, попадаются и письма, написанные от руки: какие-то — совсем недавно, а какие-то — больше десяти лет назад.
— Здесь не все на английском, — поясняет Виктор, — но, думаю, большую часть статей тебе удастся прочесть.
— Спасибо, — говорит Бейли.
Кивнув, Виктор возвращается на свое место.
Поезд по-прежнему пыхтит по полям, но красоты пейзажа Бейли больше не интересуют. Он снова и снова перечитывает слова герра Тиссена, находя в них одновременно и знакомое, и неизведанное.
— Не припомню, чтобы ты с таким интересом относился к кому-то из новых сновидцев, — слышит Бейли слова Лорены, обращенные к брату. — Во всяком случае, не до такой степени, чтобы доверить одну из своих книг.
— Он чем-то напоминает мне Фридриха, — тихо отвечает Виктор.
До Нью-Йорка остается всего ничего, когда Элизабет садится в кресло напротив Бейли. Отметив место, до которого он дочитал статью, посвященную сравнению игры света и тени в одном из шатров с индонезийским кукольным театром, он откладывает книгу в сторону.
— Мы ведем довольно странную жизнь, гоняемся по миру за мечтой, — тихо говорит Элизабет, глядя в окно. — Мне еще не доводилось встречать сновидца, который, будучи столь юным, питал бы такую же страсть к цирку, как те из нас, кто живет этим уже многие годы. Я хочу подарить тебе вот это.
Она вручает ему алый шерстяной шарф, который только что закончила вязать. Он длиннее, чем казалось Бейли, когда он наблюдал за ее работой. Бахрома на концах заплетена в косички.
— Я не могу его принять, — качает он головой, отчасти глубоко польщенный, отчасти уставший от того, что все норовят ему что-нибудь подарить.
— Ерунда, — заявляет Элизабет. — Я постоянно их вяжу, от одного клубка с меня не убудет. Начиная его вязать, я не думала, кому он достанется, так что он явно предназначался для тебя.
— Спасибо, — говорит Бейли и, хотя в поезде довольно тепло, тут же наматывает шарф на шею.
— Носи на здоровье, — улыбается Элизабет. — Мы уже вот-вот приедем, а там надо будет лишь дождаться захода солнца.
После ее ухода он снова остается в одиночестве сидеть у окна. Бейли разглядывает серое небо со смешанным чувством радостного предвкушения и некоторой нервозности, которую он не в силах побороть.
Когда они наконец приезжают в Нью-Йорк, он поражается, насколько все вокруг чужое. Вроде бы город не так уж сильно отличается от Бостона, но в Бостоне все казалось смутно знакомым, а здесь, освободившись из убаюкивающего плена поезда, он внезапно осознает, как далеко от дома его занесло.
Виктор и Лорена тоже кажутся потерянными, зато Элизабет чувствует себя как рыба в воде. Она помогает им лавировать в паутине улиц и, когда нужно, загоняет их в трамвай, так что Бейли начинает чувствовать себя одной из своих овец. Впрочем, они довольно быстро добираются до пункта назначения за городом, где их встречает еще один местный сновидец по имени Огюст — тот самый, чья комната досталась Бейли в Бостоне. Он тут же любезно предлагает им остановиться у него до тех пор, пока они не подыщут себе другое жилье.
Дружелюбный крепыш Огюст очень похож на свой дом: приземистое здание с небольшой открытой террасой вдоль фасада, дышащее теплом и уютом. При встрече он заключает Элизабет в объятия, отрывая ее от земли, а будучи представленным Бейли, с таким воодушевлением трясет ему руку, что впоследствии у того долго болят пальцы.
— У меня две новости: хорошая и плохая, — сообщает Огюст, помогая им поднять сумки на крыльцо. — С какой начать?
— С хорошей, — отвечает Элизабет, так что Бейли даже не успевает задуматься, что из предложенного предпочтительнее. — Мы проделали слишком долгий путь, чтобы встречать нас дурными известиями.
— Хорошая новость в том, — начинает Огюст, — что я верно угадал место, и отсюда меньше мили до того поля, где расположился цирк. Если знать, куда смотреть, то с террасы можно разглядеть шатры. — Стоя на ступеньках, он указывает влево от дома.
Бейли кидается к краю террасы, Лорена следом за ним. Вдалеке, в просветах между деревьями, виднеются полосатые купола шатров — яркое белое пятно на фоне серого неба и коричневых стволов.
— Прекрасно, — смеется Элизабет, глядя, как Лорена и Бейли всматриваются вдаль, перегнувшись через перила. — Теперь выкладывай плохую новость.
— Я в общем-то не уверен, что она такая уж плохая, — задумчиво говорит Огюст, словно не знает, как лучше объяснить. — Так, небольшое разочарование. В отношении цирка.
Бейли перестает цепляться за перила и оборачивается к ним, радостное возбуждение, обуревавшее его еще мгновение назад, спадает.
— Разочарование? — переспрашивает Виктор.
— Ну, погода сегодня не совсем хорошая, как вы, я уверен, сами могли заметить, — объясняет Огюст, показывая на свинцовые тучи в небе. — Прошлой ночью была настоящая буря. Цирк был закрыт, что само по себе странно, потому что за все эти годы я ни разу не видел, чтобы цирк в первую же ночь не открылся по причине непогоды. Кроме того, около полуночи раздался какой-то странный звук — то ли гром, то ли еще что. Жуткий грохот, даже дом задрожал. Я подумал, что ударила молния. Над цирком взметнулись клубы дыма, а один из соседей клялся и божился, что видел ослепительно-яркую вспышку. Я прогулялся туда сегодня утром и ничего особенного не заметил. Все как всегда, только табличка о том, что цирк не работает, по-прежнему висит на воротах.
— Довольно странно, — замечает Лорена.
Ни слова не говоря, Бейли перепрыгивает через перила и несется напролом сквозь кусты. Он со всех ног мчится в сторону возвышающихся вдали полосатых шатров; алый шарф развевается у него за спиной.
Призраки прошлого
Лондон, 31 октября 1902 г.
В этот поздний час тротуар кажется почти черным, несмотря на уличные фонари, выстроившиеся вдоль серых каменных зданий, на затененных ступеньках одного из которых стоит Изобель. Почти целый год она считала это место своим домом, но теперь ей кажется, что это было в другой жизни. Она переминается с ноги на ногу в ожидании, пока вернется Марко. Голубая шаль у нее на плечах кажется в темноте кусочком полуденного неба.
Проходит несколько часов, прежде чем Марко появляется из-за поворота. При виде Изобель его пальцы крепче впиваются в ручку портфеля.
— Что ты здесь делаешь? — спрашивает он. — Я думал, вы сейчас в Штатах.
