Селия сидит над ней с блокнотом и ручкой, пытаясь разгадать шифр.
Она силится понять ход мыслей Марко, представляет, как он заполнял страницы символами, выводил причудливые сплетения ветвей, опутывающих всю книгу.
Снова и снова перечитывает имена, проверяет, надежно ли закреплены пряди волос, всматривается в каждый знак.
Она занимается этим уже так давно, что может по памяти воспроизвести любую страницу, но ей так и не удается до конца понять, как это все это работает.
Раздается хриплое карканье разбуженного ворона.
— Ты не нравишься Хугину, — произносит Селия, не поднимая головы.
В полумраке комнаты проступает силуэт отца. Свет свечей выхватывает из темноты складки его сюртука и белый воротник рубашки, мерцает в глубине его черных глаз.
— Тебе давно пора завести еще одного, — заявляет он, уставившись на растревоженную птицу. — Назовешь его Мунином, и будет полный набор.
— Мне не нравится жить воспоминаниями, папа, — говорит Селия.
В ответ раздается только нечленораздельное хмыканье.
Селия старается не обращать на него внимания, когда он, наклонившись над ее плечом, разглядывает заполненные чернилами страницы.
— Чушь какая-то, — заявляет он.
— Язык, которым ты не владеешь, не обязательно считать чушью, — говорит Селия, переписывая строчку за строчкой к себе в тетрадь.
— Дурацкая мешанина, чары, заклинания, — фыркает Гектор, переплывая на другую сторону стола, чтобы было удобнее смотреть. — Вполне в духе Александра, все такое сложное и запутанное.
— Однако при должном усердии это может изучить кто угодно. Чего не скажешь о твоих лекциях про то, что я не такая, как все.
— Ты не такая, как все. Ты выше всех этих… — он обводит рукой стопки книг. — Тебе не нужны методы и концепции. Одним своим даром ты можешь достичь куда большего. Вокруг столько неизведанного.
— «Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам», — цитирует Селия.
— Давай обойдемся без Шекспира.
— Меня преследует тень отца. Полагаю, это дает мне право цитировать Гамлета сколько душе угодно. А ведь было время, Просперо, когда Шекспир тебе нравился.
— Ты слишком умна, чтобы заниматься этой ерундой. Я ждал от тебя большего.
— Прости, что не оправдала твоих идиотских ожиданий, папа. Тебе что, кроме меня некому докучать?
— В моем нынешнем виде мне трудно найти собеседника. Александр, как обычно, такой скучный, что скулы сводит. Чандреш был забавным, но мальчишка так поработал над его памятью, что я мог бы с равным успехом болтать с самим собой. Впрочем, для разнообразия и это сгодится.
— Ты беседуешь с Чандрешем? — поднимает голову Селия.
— Иногда, — говорит Гектор, разглядывая часы в клетке.
— Это ты сказал ему, что Александр будет в цирке в ту ночь. Ты послал его туда.
— Я кое-что шепнул ему на ушко. Пьяницы такие сговорчивые. И никогда не откажутся поболтать с привидением.
— Кому как не тебе знать, что он не мог причинить Александру вреда, — говорит Селия. Он пропускает ее упрек мимо ушей. Впрочем, она с его упреками поступает так же.
— Я подумал, что получить нож в спину покажется ему забавным. Этот мальчишка, его ученик, сам мечтал об этом, да так сильно, что в голове Чандреша эта мысль поселилась и без моего участия. Еще бы, жить подле такого источника ярости столько лет. От меня только и потребовалось, что направить его в нужную сторону.
— Ты же говорил, что есть правило невмешательства, — замечает Селия, откладывая ручку.
— Речь о невмешательстве в то, что делаешь ты или твой противник, — поясняет отец. — Во все остальное я могу вмешиваться сколько захочу.
— Из-за тебя погиб Фридрих!
— Он не единственный часовщик на земле, — отмахивается Гектор. — Когда понадобятся новые часики, найдешь себе другого.
Дрожащими руками Селия хватает том Шекспира и запускает им в отца. «Как вам это понравится» пролетает сквозь его бесплотный силуэт и, ударившись о стену, падает на пол. Ворон топорщит перья и разражается карканьем.
Прутья птичьих клеток и клетки-часов гнутся. По стеклу рамки с фотографией бежит трещина.
— Убирайся вон, — шипит Селия сквозь стиснутые зубы, пытаясь взять себя в руки.
— Ты не можешь вечно меня избегать, — возражает он.
Селия впивается взглядом в пламя свечи, пытаясь сосредоточиться.
— Думаешь, тебя что-то связывает с этими людьми? — не унимается Гектор. — Думаешь, ты что-то для них значишь? Они все равно рано или поздно сдохнут. Твои эмоции делают тебя слабее.
— Ты жалкий трус, — говорит Селия. — Вы оба трусы. Вы боретесь друг с другом через посредников, потому что у вас не хватает духу сойтись в открытом поединке. Боитесь, что проиграете, и будет некого винить, кроме самих себя.
— Это неправда, — протестует Гектор.
— Ненавижу тебя, — говорит Селия, по-прежнему не отводя взгляда от свечи.
Тень отца, пожав плечами, исчезает.
Окна в квартире Марко не подернуты инеем, поэтому он выписывает ряды символов, образующие большую букву «А», водя чернильным пальцем по стеклу. Капли чернил стекают, словно струйки дождя.
Он садится напротив двери и ждет, нетерпеливо крутя серебряное кольцо на пальце. Человек в сером костюме появляется лишь на следующее утро.
Он не упрекает ученика за то, что тот позвал его. Он стоит на лестничной площадке, положив руки на набалдашник трости, и ждет, что скажет Марко.
— Она считает, что один из нас должен умереть, чтобы игра закончилась, — говорит Марко.
— Она права.
Получить это подтверждение оказывается труднее, чем Марко предполагал. Крошечный огонек надежды, который он лелеял, гаснет от этих двух слов.
— Значит, победить еще страшнее, чем проиграть, — говорит он.
— Я предупреждал, что твои чувства к мисс Боуэн существенно осложнят для тебя участие в состязании, — отвечает его наставник.
— Зачем вы так со мной поступили? — спрашивает Марко. — Ради чего потратили столько лет на мое обучение?
На несколько секунд воцаряется гнетущее молчание.
— Я посчитал, что, как бы ни сложились обстоятельства, это лучше, чем та жизнь, которая могла тебя ожидать.
Марко закрывает дверь и поворачивает ключ в замке.
Человек в сером костюме поднимает было руку, чтобы снова постучать, но затем опускает ее и уходит прочь.
Смертоносная красота
Ты, как завороженный, идешь на доносящийся издалека звук флейты.
