Отражение, которое он видит в зеркале, совсем не похоже на то, к которому он привык, и Бейли никак не может поверить, что это действительно он.
В «Паркер Хауз» они возвращаются, нагруженные пакетами, и едва успевают присесть, когда Элизабет приходит, чтобы позвать их на ужин.
Спустившись в ресторан, Бейли с удивлением обнаруживает там еще с десяток сновидцев. Некоторые собираются поехать вслед за цирком, другие остаются в Бостоне. Пышность обстановки немного смущает его, но атмосфера веселья помогает быстро расслабиться. Почти все сновидцы одеты в однотонные костюмы черного, белого или серого цвета, на фоне которых алеют галстуки и шейные платки.
Заметив, что у Бейли нет ничего красного, Лорена украдкой вытаскивает из стоящего на столе букета розу и вставляет ему в петлицу.
Ужин проходит под нескончаемые разговоры о цирке, рассказы о шатрах, в которых Бейли никогда не бывал, и странах, о которых он даже не слышал. Он больше слушает, чем говорит, все еще пребывая в радостном изумлении, от того, что оказался в компании людей, которые влюблены в цирк не меньше его самого.
— А вам… вам не кажется, что с цирком происходит что-то странное? — тихо спрашивает Бейли, когда общий разговор разбивается на отдельные беседы между соседями по столу. — В последнее время, я имею в виду.
Виктор и Лорена переглядываются, словно не зная, кому заговорить первым, но тут вмешивается Элизабет.
— После смерти герра Тиссена в цирке действительно что-то изменилось, — говорит она.
Лорена кивает, а по лицу Виктора пробегает тень.
— Кто такой герр Тиссен? — спрашивает Бейли. Их явно удивляет, что он этого не знает.
— Фридрих Тиссен был первым сновидцем, — объясняет Элизабет. — Он часовщик. Это он построил часы, которые стоят над воротами цирка.
— Эти часы созданы кем-то посторонним? Правда? — удивляется Бейли. Ему никогда не приходило в голову спросить об этом Поппет и Виджета, поскольку он не допускал мысли, что подобная вещь могла появиться на свет за пределами цирка. Элизабет кивает.
— А еще он был писателем, — подключается Виктор. — Именно так мы с ним и познакомились. Прочитали его статью о цирке, написали письмо, он ответил, и так все началось. Это было задолго до того, как мы стали называться сновидцами.
— Он сделал для меня часы в виде карусели, — вздыхает Лорена. — С маленькими зверушками, которые кружатся среди облаков и шестеренок. Это чудесная вещица, и мне жаль, что я не могу повсюду брать ее с собой. Впрочем, зато мне всегда приятно возвращаться в дом, где меня ждет напоминание о цирке.
— Ходят слухи, что у него был тайный роман с иллюзионисткой, — подмигивает Элизабет, отпивая вина.
— Глупые сплетни, — раздраженно бросает Виктор.
— Судя по его статьям, он искренне ею восхищался, — задумчиво протягивает Лорена, явно считая это предположение не лишенным оснований.
— А разве можно не восхищаться? — спрашивает Виктор, и Лорена бросает на него насмешливый взгляд. — Она же невероятно талантлива, — смущенно бормочет он, и Бейли замечает, что Элизабет с трудом сдерживает смех.
— Значит, после смерти этого Тиссена в цирке что-то разладилось? — уточняет Бейли, гадая, имеет ли это какое-то отношение к тому, что говорила ему Поппет.
— Конечно, без него нам все кажется не таким, как раньше, — кивает Лорена.
Помолчав, она продолжает:
— Цирк уже не кажется прежним. Трудно сказать, что именно изменилось, но что-то…
— Что-то сломалось, — подхватывает Виктор. — Словно отлаженные часы дали сбой.
— Когда он умер? — спрашивает Бейли, не решаясь спросить о причинах смерти.
— Сегодня ровно год, как его не стало, — говорит Виктор.
— Ой, а ведь и правда, — спохватывается Лорена.
— За герра Фридриха Тиссена, — громко, чтобы его услышали все присутствующие, провозглашает Виктор, поднимая бокал. По всему столу взмывают вверх бокалы, и Бейли поднимает свой вместе с остальными.
Во время десерта продолжается обмен историями про герра Тиссена. Поток воспоминаний прерывается внезапно вспыхнувшим обсуждением, почему тортом иногда называют слоеный пирог, хотя это совсем не торт. Виктор допивает кофе и выходит из-за стола, не желая принимать участие в этом терминологическом споре.
Через несколько минут он возвращается с телеграммой в руках.
— Друзья мои, мы едем в Нью-Йорк.
Тупик
Монреаль, август 1902 г.
Когда иллюзионистка, поклонившись, исчезает прямо на глазах, зрители восторженно рукоплещут в пустоту. Они поднимаются с мест и, обмениваясь друг с другом впечатлениями от представления, по очереди выходят за дверь, вновь появившуюся в полосатой стене шатра.
Все устремляются к выходу, и в первом ряду остается сидеть один человек. Он не отводит затененных полями котелка глаз от того места, где несколько секунд назад стояла иллюзионистка.
Последний зритель покидает шатер.
Мужчина не двигается с места.
Через несколько минут дверь вновь становится невидимой, сливаясь со стеной.
Мужчина не обращает на это никакого внимания. Он даже глазом не повел в сторону исчезнувшей двери.
Спустя мгновение Селия Боуэн появляется в первом ряду на противоположной стороне круга. Она по-прежнему одета в сценический костюм: черное платье, отделанное тонким белым кружевом.
— Обычно ты садишься сзади, — говорит она.
— Я хотел получше тебя разглядеть, — отвечает Марко.
— От Лондона сюда путь неблизкий.
— Пришлось взять несколько дней отпуска.
Селия опускает взгляд на свои руки.
— Ты не думала, что я доберусь до тебя, верно? — спрашивает он.
— Нет, не думала.
— Трудно спрятаться, путешествуя вместе с огромным цирком, знаешь ли.
— Я не пряталась, — возражает Селия.
— Пряталась, — вздыхает Марко. — На похоронах Тиссена я пытался поговорить с тобой, но ты сбежала, а потом и вовсе увезла цирк за океан. Ты избегаешь меня.
— В этом не было особого умысла, — говорит Селия. — Мне нужно было немного времени на раздумья. Спасибо за Озеро слез, — добавляет она чуть погодя.
— Я хотел, чтобы у тебя было место, где ты можешь укрыться, когда захочется всплакнуть, а меня не будет рядом.
Закрыв глаза, она ничего не отвечает.
— Ты стащила мою книгу, — помолчав, замечает Марко.
— Извини.
— Пока ей ничто не грозит, не важно, у кого из нас она находится. Ты могла бы просто попросить. Могла бы попрощаться.
Селия кивает.
