— Из нас двоих именно Тара была умной и рассудительной, — говорит она. — Мы дополняли друг друга, и отчасти поэтому нам все удавалось. Я сыпала головокружительными идеями, она возвращала меня на землю. Я замечала детали, она видела картину в целом. Вот почему я сегодня здесь, а ее нет. Я видела только разрозненные элементы, и мне не приходило в голову, что между ними существуют непреодолимые противоречия.
В наступившей тишине слышно тиканье часов.
— Я не хочу об этом говорить, — нарушает затянувшуюся паузу мистер Баррис, когда тиканье становится невыносимым. — Тогда я не хотел говорить об этом с ней, а сейчас не хочу с тобой.
— Ты знаешь, что происходит, не так ли? — спрашивает Лейни.
Баррис поправляет стопку бумаг на столе, обдумывая ответ.
— Да, — наконец признается он. — Знаю.
— И ты рассказал моей сестре?
— Нет.
— Тогда расскажи мне, — просит она.
— Не могу. Рассказать — значит нарушить обещание, а я не стану этого делать, даже ради тебя.
— Сколько раз ты лгал мне? — спрашивает Лейни, поднимаясь со стула.
— Я никогда не лгал, — возражает мистер Баррис, тоже вставая. — Я просто не говорю того, что говорить не вправе. Я дал слово и намерен его сдержать, но я никогда тебе не лгал. Да ты ни о чем и не спрашивала, ты не предполагала, что я в курсе.
— Тара спрашивала, — замечает Лейни.
— Напрямую — нет, — говорит Баррис. — Не думаю, что она понимала, о чем спрашивать. Но если бы спросила, я бы не ответил. Но мне было ее жаль, и я посоветовал обратиться к Александру, если ей нужны ответы. Думаю, именно по этой причине она оказалась на той станции. Я не знаю, говорила ли она с ним. Я не спрашивал.
— Александр тоже все знает? — уточняет Лейни.
— Полагаю, если ему известно не все, то многое.
Вздохнув, Лейни снова садится. Она берет в руки чашку, но тут же возвращает ее на стол, так и не отпив.
Баррис обходит вокруг стола и берет ее руки в свои, вынуждая взглянуть ему в глаза.
— Если бы я мог, я бы тебе рассказал, — говорит он.
— Я знаю, Итан, — отвечает она. — Я знаю.
Она ободряюще стискивает ему руку.
— Лейни, меня все устраивает, — вздыхает мистер Баррис. — Я переезжаю вместе со всей конторой раз в несколько лет, я нанимаю новый персонал, веду проекты по переписке. С этим не так уж трудно примириться, если учесть, что я получаю взамен.
— Понимаю, — кивает она. — Где сейчас цирк?
— Не знаю точно. По-моему, недавно уехал из Будапешта, а куда направляется теперь, понятия не имею. Я могу это выяснить. Фридрих должен знать, а я как раз собирался отправить ему телеграмму.
— А как герр Тиссен узнает, где появится цирк?
— Ему сообщает мисс Боуэн.
Лейни больше ни о чем его не спрашивает.
Баррису становится легче на душе, когда она принимает его приглашение на ужин, и он почти ликует, когда она соглашается задержаться в Швейцарии перед тем, как отправиться по следам цирка.
По приезде в Константинополь Лейни первым делом приглашает Селию вместе выпить чаю в «Пера Палас Отеле». Она ждет ее в чайной комнате. Из стаканов в форме тюльпанов, стоящих перед ней на мозаичном столике, поднимается легкий пар.
Появляется Селия, и они тепло приветствуют друг друга. Селия спрашивает, как Лейни доехала, а потом они болтают о пустяках: о городе, об отеле и даже о высоте потолка в комнате, где они расположились.
— Прямо как в шатре у акробатов, — говорит Лейни, глядя на высокие своды с круглыми оконцами из бирюзового стекла.
— Ты непозволительно долго не появлялась в цирке, — замечает Селия. — Если захочешь присоединиться сегодня к статуям, то у нас есть для тебя костюм.
— Спасибо за приглашение, но я откажусь, — качает головой Лейни. — Не то настроение, чтобы стоять без движения.
— Мы всегда рады тебя видеть, — уверяет ее Селия.
— Знаю, — улыбается Лейни. — Хотя, если честно, я здесь не из-за цирка. Мне нужно с тобой поговорить.
— И о чем же ты хочешь поговорить? — интересуется Селия, и ее лицо принимает обеспокоенное выражение.
— Сестра погибла на вокзале Сент-Панкрас, после того как побывала в «Мидланд Еранд Отеле», — начинает Лейни. — Ты не знаешь, зачем она туда приходила?
Селия стискивает стакан.
— Я знаю, с кем Тара должна была там встретиться, — говорит она, осторожно подбирая слова.
— Полагаю, тебе об этом сообщил Итан, — уточняет Лейни.
Селия кивает.
— А ты не знаешь, зачем она хотела его видеть? — допытывается Лейни.
— Это мне неизвестно.
— Потому что ей было плохо. Она чувствовала, что ее мир изменился, но никто не объяснил ей, почему это произошло, и не было ниточки, за которую она могла бы ухватиться, чтобы во всем разобраться. Думаю, мы все испытываем нечто подобное, и каждый справляется с этим по-своему. Итана и тетушку Падва спасает работа, помогает занять голову. Мне самой долгое время удавалось об этом не думать. Я любила и всегда буду любить сестру, но мне кажется, она совершила ошибку.
— Я думала, что это был несчастный случай, — тихо говорит Селия, разглядывая кусочки мозаики на столе.
— Я не об этом. Ее ошибка состояла в том, что она задавала не тем людям не те вопросы. Я этой ошибки не повторю.
— И поэтому ты здесь.
— И поэтому я здесь, — повторяет Лейни. — Селия, сколько мы уже знакомы?
— Больше десяти лет.
— Стало быть, ты уже можешь в достаточной степени мне доверять, чтобы объяснить, что происходит на самом деле. Сомневаюсь, что у тебя хватит духу все отрицать или предложить мне не забивать этим голову.
Селия ставит стакан на блюдце. Она старается объяснить как можно лучше. Не вдаваясь в подробности, в общих чертах описывает основную идею состязания и то, что цирк является ареной для него. Говорит, что одни осведомлены чуть лучше, чем другие, хотя при этом воздерживается от упоминания конкретных имен и подчеркивает, что даже она сама не до конца все понимает.
Лейни ничего не говорит, только внимательно слушает, время от времени поднося стакан к губам.
— Итан давно в курсе? — уточняет она, когда Селия замолкает.
— Очень давно, — признается та.
Кивнув, Лейни поднимает стакан, словно собираясь сделать глоток, и неожиданно разжимает пальцы.
Стакан падает, ударяясь о стоящее на столе блюдце.
Фарфор с громким звоном разбивается вдребезги. По столу растекается чайное пятно.
Прежде чем кто-либо успевает обернуться на звук и посмотреть, что случилось, стакан вновь становится целым. Осколки собираются воедино, поверхность стола высыхает.
