— Что-то не так? — интересуется человек в сером костюме.
— Нет-нет, все в порядке, — отвечает Тара, внезапно засомневавшись, не оставила ли она визитку дома.
Возможно, она так и лежит на столике в гостиной.
— Я хотела поговорить о цирке.
— Конечно.
Он ждет, что она заговорит, и на его лице появляется выражение, которое можно истолковать как сдержанную заинтересованность.
Она пытается, как может, объяснить, что ее беспокоит. Что в цирке происходят странные вещи, о которых большинство даже не догадывается. Что многим из них она не находит разумного объяснения. Она приводит несколько примеров, которые они обсуждали с Баррисом. Говорит, как ее пугает собственная неспособность разобраться, где явь, а где сон. Как страшно порой смотреть в зеркало и видеть там одно и то же лицо, ничуть не изменившееся с годами.
Она говорит сбивчиво, с трудом формулируя, что именно она имеет в виду.
В глазах ее собеседника видна сдержанная заинтересованность.
— Мисс Берджес, чего вы от меня хотите? — спрашивает он, когда она замолкает.
— Я хочу объяснений, — говорит она.
Он некоторое время смотрит на нее все с тем же выражением.
— Цирк — это всего лишь цирк, — говорит он. — Зрелищный аттракцион, не более того. Вы не согласны?
Тара кивает, даже не успев обдумать его слова.
— Вы не торопитесь на поезд, мисс Берджес? — интересуется он.
— Тороплюсь, — кивает Тара. Она совершенно забыла про поезд. Она гадает, который нынче час, но не может отыскать часы, чтобы узнать время.
— Я как раз собирался на вокзал, если моя компания вас не смутит.
Они вдвоем проделывают недолгий путь от отеля до вокзала. Он галантно придерживает для нее двери. Заводит дежурный разговор о погоде.
— Полагаю, вам пойдет на пользу, если вы придумаете, чем себя занять, — говорит он, когда они оказываются возле поездов. — Вам нужно чем-то отвлечь себя от мыслей о цирке. Вы согласны?
Тара снова кивает.
— Всего хорошего, мисс Берджес, — говорит он, прикасаясь пальцами к полям шляпы.
— Всего хорошего, — послушно повторяет она.
Он уходит, оставив ее одну. Когда Тара оборачивается, чтобы посмотреть, в какую сторону он направится, серый костюм успевает раствориться в толпе.
Тара в ожидании стоит у края платформы. Она не помнит, чтобы говорила господину А. X_____, на каком поезде собирается ехать, однако он все равно привел ее на нужный путь.
Ее не покидает чувство, что она собиралась спросить его о чем-то еще, но забыла, о чем именно. Она вообще мало что помнит из их беседы, кроме того, что она должна чем-то себя занять, куда-нибудь поехать, найти что-то, достойное ее внимания больше, нежели цирк.
Гадая, что бы это могло быть, она неожиданно замечает мелькнувший на платформе напротив серый костюм.
Господин А. X_____ стоит в тени, но даже на таком расстоянии Тара догадывается, что он с кем-то спорит, хотя собеседника ей не видно.
Прохожие снуют мимо, не обращая на них внимания.
Пятно света от потолочных окон над их головами смещается, и Таре удается разглядеть, с кем спорит господин А. X_____.
Его собеседник чуть ниже ростом, так что верх его шляпы находится примерно на уровне полей серого цилиндра. Сперва Тара принимает его за отражение и удивляется, с чего бы господину А. X_____ прямо посреди вокзала спорить с самим собой.
Однако потом она замечает, что костюм его собеседника гораздо темнее. У него довольно длинные волосы, хотя почти столь же седые.
Сквозь клубы пара и мельтешение толпы Таре удается различить лишь светлые пятна кружевных манжет его рубашки и темные глаза, освещенные лучше, чем остальные части лица. Время от времени его облик становится виден почти отчетливо, а затем вновь расплывается зыбкой тенью.
Пятно проникающего сверху света вновь смещается, и его силуэт становится еще более размытым, как если бы Тара смотрела на него сквозь мутное стекло, хотя господина А. X_____ она видит по-прежнему ясно и четко.
Тара делает шаг вперед, стараясь получше разглядеть призрака на соседней платформе.
Она не видит приближающегося поезда.
Движение
Мюнхен, апрель 1895 г.
Герр Тиссен всегда радуется, когда цирк приезжает в его родную Германию, но нынешний визит доставляет ему особенное удовольствие, поскольку цирк останавливается неподалеку от Мюнхена, и ему не придется снимать квартиру в чужом городе.
Кроме того, у него запланирована встреча с мисс Боуэн. Несмотря на многолетнюю переписку, они никогда не виделись, и вдруг она написала, что если он не против, ей хотелось бы побывать у него в мастерской.
Фридрих отвечает, что он не только не против, но будет даже счастлив принять ее в любое удобное время.
И хотя в его кабинете бережно хранится множество ее писем, он не знает, чего ждать от этого визита.
Открыв ей дверь, он с удивлением обнаруживает, что женщина, стоящая на его пороге, не кто иная, как иллюзионистка.
И хотя она одета не в черно-белый наряд, в котором он привык ее видеть, а в платье цвета пыльной розы, ошибки быть не может. Ее кожа светится нежным румянцем, волосы слегка завиты, а шляпа не имеет ничего общего со знаменитым шелковым цилиндром, но ее лицо он узнает при любых обстоятельствах.
— Какая честь для меня, — говорит он, приветствуя ее.
— Большинство людей не узнает меня за пределами цирка, — замечает Селия, протягивая ему руку.
— Значит, большинство людей — идиоты, — говорит он, поднося ее пальцы к губам и запечатлевая легкий поцелуй на тыльной стороне перчатки. — Впрочем, я и сам чувствую себя идиотом, поскольку за все это время не догадался, кто вы.
— Мне самой следовало признаться, — говорит Селия. — Я прошу прощения.
— Нет нужды извиняться. По тому, как вы описывали цирк, я должен был понять, что вы не просто сновидец. Вы, как никто другой, знаете каждый его уголок.
— Мне известны многие уголки в цирке. Но далеко не все.
— Стало быть, у цирка есть секреты от собственной иллюзионистки? Впечатляет.
Когда Селия перестает смеяться, Фридрих приглашает ее на экскурсию.
Пространство мастерской организовано таким образом, что переднюю часть занимают груды схем и чертежей, а затем идут длинные столы, заваленные множеством деталей часовых механизмов и покрытые толстым слоем древесной пыли. В ящиках полно шестеренок и разных инструментов. Фридрих описывает ей весь процесс создания часов, и Селия восхищенно внимает, интересуясь техническими тонкостями не меньше, чем нюансами художественного воплощения.
