— И когда же ты решишь, кто кого затмил?
— Я ничего не решаю, — говорит Гектор. — Довольно вопросов. Меньше слов — больше дела. И, пожалуйста, без коллективного творчества.
Прежде чем она успевает ответить, он растворяется в воздухе, оставляя ее одну в свете мелькающих огней карусели.
Поначалу письма от Изобель приходят часто, но когда цирк подолгу гастролирует в более отдаленных городах и странах, случаются перерывы, и Марко не получает ни строчки по несколько недель, а то и месяцев.
Дождавшись наконец очередного письма, он разрывает конверт, даже не сняв пальто.
Первые страницы, на которых Изобель спрашивает о его жизни в Лондоне и жалуется на тоску по городу и по нему, он просматривает лишь мельком.
Все, что происходит в цирке, она исправно и даже скрупулезно описывает, но в таком прозаическом ключе, что Марко, как он ни старается, никак не удается представить всю картину целиком. Она муссирует бытовые аспекты, описывает их путешествие на поезде, хотя Марко уверен, что это не может быть единственным способом их передвижения.
Несмотря на эту хрупкую связь посредством бумаги и чернил, его разлука с цирком ощущается болезненно остро.
К тому же Изобель почти не пишет о ней. В письмах даже не звучит ее имени, поскольку Изобель, следуя им же высказанному предостережению, о котором он теперь сожалеет, называет ее исключительно иллюзионисткой.
А он жаждет знать о ней все.
Как она проводит свободные минуты между выступлениями.
Как ее принимает публика.
Какой чай она пьет.
Он не решается задать эти вопросы Изобель.
Отвечая, он просит ее писать как можно чаще. Подчеркивает, как сильно он дорожит каждой весточкой.
Из тонких страниц с описаниями полосатых шатров и усыпанного звездами неба, исписанных ее почерком, он складывает бумажных птиц и заставляет их кружить по пустой квартире.
Появление нового шатра такая редкость, что, когда это случается, Селии ужасно хочется отменить все выступления и освободиться на целый вечер, чтобы иметь возможность как следует его рассмотреть.
Однако она терпеливо ждет и проводит все запланированные спектакли, последний из которых заканчивается за несколько часов до рассвета. Только тогда она направляется на поиски новой цирковой диковинки по почти опустевшим дорожкам.
«Ледяной сад», — гласит вывеска, и лицо Селии озаряет улыбка при виде небольшой приписки, выражающей извинения за неудобства, связанные с прохладной атмосферой внутри.
Несмотря на название, оказавшись в шатре, она испытывает удивление.
Это то самое, что заявлено вывеской. То самое — и нечто большее.
На стенах не видно полос, все вокруг сверкает белизной. Ей трудно сказать, как далеко простирается сад, поскольку его размеры теряются в переплетении ниспадающих лиан и плакучих ив.
Даже воздух здесь напоен волшебством. Вдыхая его морозную свежесть, она ощущает дрожь, пробирающую до самых кончиков пальцев, и не только обещанный холод внутри тому виной.
В шатре нет посетителей, и она обследует его в одиночестве: бродит по извилистым тропинкам среди шпалер, увитых белыми розами, прислушивается к нежному журчанию фонтана, украшенного причудливой лепниной.
Все вокруг, за исключением нескольких гирлянд, сплетенных из белоснежных шелковых лент, сделано изо льда.
Поддавшись любопытству, Селия легко отламывает веточку, увенчанную покрытым изморозью цветком пиона.
Пышные лепестки мгновенно осыпаются, падают на землю из ее ладони и исчезают под ногами в стеблях травы цвета слоновой кости.
Взглянув на куст, она обнаруживает новый бутон, выросший на том же месте.
Селия не представляет, какое могущество, какое мастерство требуется, чтобы не просто создать, но и поддерживать такое чудо.
Она жаждет узнать, как подобная идея пришла в голову ее сопернику. Особенно учитывая, что он продумал форму каждого искусно подстриженного куста, каждую мелкую деталь, вплоть до выстилающих дорожки крупных жемчужин.
Для создания чего-то подобного ей потребуется колоссальное напряжение, и при одной мысли об этом на нее накатывает усталость. Ей почти жаль, что рядом нет отца, и она начинает понимать, почему он так настойчиво воспитывал в ней силу и умение владеть собой.
Хотя она не уверена, что испытывает какую-то благодарность по этому поводу.
Кроме того, ей нравится ощущение, что сейчас это место принадлежит только ей, и она может в одиночестве наслаждаться его тишиной и покоем, пропитанными почти неуловимым ароматом заиндевевших цветов.
Селия еще долго бродит по Ледяному саду даже после того, как солнце встает из-за горизонта, а ворота цирка запираются до вечера.
После затяжных гастролей цирк приезжает в Лондон. За день до премьеры в квартире Марко раздается стук в дверь.
Приоткрыв дверь лишь наполовину, он выглядывает на площадку и видит Изобель.
— Ты поменял замки, — замечает она.
— Почему ты не сказала, что собираешься зайти? — спрашивает Марко.
— Хотела сделать приятный сюрприз.
Не приглашая Изобель внутрь, Марко оставляет ее буквально на несколько секунд на площадке, чтобы взять шляпу.
На улице солнечно, но довольно прохладно, и он приглашает ее выпить где-нибудь чаю.
— Что это? — интересуется Марко по дороге, бросив взгляд на запястье Изобель.
— Ничего особенного, — говорит она и прикрывает манжетой браслет: жгут, сплетенный из прядей его волос и ее собственных.
Он воздерживается от дальнейших расспросов.
Изобель не снимает браслета, но вечером, когда она возвращается в цирк, на ее запястье ничего нет, словно никогда и не было.
Знакомство
Лион, сентябрь 1889 г.
Герр Фридрих Тиссен проводит отпуск во Франции. Будучи большим поклонником хорошего вина, он предпочитает бывать там осенью. Герр Тиссен выбирает, в какую часть Франции поехать, и неделю-другую колесит по округе, разъезжает по винодельням и скупает бутылки понравившихся сортов, чтобы отправить в Мюнхен.
Он дружен с некоторыми французскими виноделами, для многих он делал часы. В этот раз он наносит визит одному из них, желая засвидетельствовать свое почтение и попробовать новые вина. За бокалом бургундского винодел спрашивает, не любопытно ли Фридриху побывать в цирке, гастролирующем в их городке. Он раскинул шатры всего в нескольких милях от его винодельни. Довольно необычный цирк, открыт только ночью.
В частности, по мнению винодела, господина Тиссена должны заинтересовать искусно сделанные черно-белые часы, установленные прямо за воротами цирка.
