Не веря своим глазам, Порфирий Петрович растерянно поглядел на Лилю. Та лишь стыдливо потупилась. Вот ведь как. Насчет уличного своего ремесла разговаривать — пожалуйста, а набожность свою выдавать — так ведь ни в какую, словно речь идет о чем-то постыдном.
— Я столько икон, право, и не видывал, — признался Порфирий Петрович, — даже в церкви.
— Да будет вам. В рядах-то у торговцев их побольше будет. Порфирий Петрович удивленно взглянул на Лилю: мол, что это?
— Да не мои они! — крикнула вдруг она, словно на что-то рассердившись. — Я их не покупала!
Вера между тем, явно пытаясь произвести впечатление, демонстративно бухнулась на пол и принялась читать молитву, с детской непосредственностью имитируя манеру того, кто ее этому научил или надоумил:
— Богородице, дево, радуйся, благодатная Мария…
— Зоя Николаевна? — догадался Порфирий Петрович. Лиля нехотя кивнула.
— Но… как? Откуда у нее на это деньги? — Порфирий Петрович обвел комнату руками. — Я, простите, в том смысле что… На это же целое состояние требуется. К тому же в таких количествах транжирить средства на подобное… — Называть данную статью расхода сумасбродством он постыдился.
Лиля не ответила. Хотя ее скованность уже сама по себе что-то выдавала.
— Я вот о чем хотел вас расспросить, Лилия Ивановна, — уже другим, представительным тоном начал Порфирий Петрович. Он, кстати, только сейчас обратил внимание на то, что одета она теперь модно, с эдаким неброским шиком: белая муслиновая шемизетка и темно-синяя юбка — шелковая, с парчовой оторочкой.
Лиля кивком пригласила пройти в другой угол комнаты — подальше от Веры, которая, забыв уже про молитву, увлеченно играла с новенькой фарфоровой куклой. Порфирий Петрович, повинуясь жесту хозяйки, сел возле печи за стол.
— Я был у мадам Келлер, — не стал скрывать он. — Она между прочим обмолвилась, что вы теперь при деньгах. Что у вас богатый не то покровитель, не то жених. Словом, новый ухажер.
Лиля яростно тряхнула головой.
— Мадам, как всегда, судит по своему разумению.
— Что правда, то правда, — усмехнулся Порфирий Петрович, сразу же, впрочем, посерьезнев при воспоминании, через что ему пришлось пройти, чтоб раздобыть у мадам Келлер желаемые сведения. — И вот смотрю я на вас — на ваше платье, на Верины игрушки. Но ведь тогда, в участке-то, вы были, извините, в каком-то жалком тряпье!
— Как раз тогда я должна была носить именно, как вы выразились, то самое тряпье.
— Да, разумеется. Но скажите, как, откуда на вас обрушилось все это богатство?
— Как? Да вот… Зоя Николаевна нашла какие-то деньги. Вот, собственно, и все.
Видя ее нерешительность, Порфирий Петрович скептически хмыкнул.
— Вот уж действительно, свезло так свезло. А она, часом, не подумала, что эти деньги могли кому-то принадлежать?
— Да вам ли об этом судить! Вы не знаете, что такое нужда!
— Я, кстати, не собираюсь Зою Николаевну ни судить, ни тем более осуждать.
— Тогда зачем вы вообще сюда пришли?
(Именно такой вопрос, кажется, задала ему тогда Рая в заведении мадам Келлер.)
— Вам известен один студент, Павел Павлович Виргинский, — не спросил, а констатировал дознаватель.
— Да, — выдохнула Лиля, не в силах почему-то отвести взгляд от этих странно белесых трепещущих ресниц.
— Так вот, в данный момент он задержан, в связи с одним невыясненным пока преступлением. — В ответ — лишь сердитый короткий возглас и вопрошающий взгляд. — И любой ваш ответ сейчас может оказаться для него неоценимой помощью.
— Но вы же… Вы же не считаете…
— Что именно?
— Что он как-то причастен к Горянщикову?
— А откуда вы знаете про Горянщикова?
— Павел Павлович сказал. Это…
— Что «это»?
Лиля, не в силах больше глядеть глаза в глаза, отвела взгляд в сторону.
— Это Зоя Николаевна его нашла. Его, и еще одного. Оба мертвые. В Петровском парке.
— Да она, я гляжу, просто-таки следопыт, ваша Зоя Николаевна. Чего только не находит!
— И деньги, те деньги она тоже нашла там. У того, который… повешенный. В кармане.
— Сколько? Какую сумму?
— Я не знаю. Я… — Не в силах укрыться от пронзительного взгляда, она тихо созналась: — Шесть тысяч.
Порфирий Петрович, присвистнув, вдруг рассмеялся.
— И что она, вот так взяла да на иконы со свечками все и просадила?
— Почему. Она и н-нас не забыла, — совсем уже шепотом, чуть не плача, произнесла Лиля.
— Да уж, легко быть щедрым, на чужие-то деньги, — сказал Порфирий Петрович с ироничной улыбкой.
— Но он же мертвый. Хозяин-то. При ком они были.
— Тот, при ком они были, — всего-навсего дворник, — пояснил Порфирий Петрович. — Откуда, по-вашему, у дворника могли взяться такие деньги, шесть тыщ?
— Не знаю.
— Как вы понимаете, это сказывается на ходе следствия. Надо было поставить в известность полицию. И вы, когда писали мне ту записку, могли бы хоть упомянуть в ней про те шесть тысяч рублей.
Лиля остолбенела. Порфирий Петрович меж тем взглянул на нее укоризненно.
— Вот видите, я попал в точку. Благодарю вас задним числом за предоставленные мне сведения, даром что неполные. Однако, если б к нам явилась сама Зоя Николаевна, хлопот бы у нас было куда меньше.
— Но как вы обо всем прознали?
— Вы об убийстве в Петровском парке? — в тон ей, драматичным полушепотом переспросил Порфирий Петрович. — Я, честно признаться, до этого момента толком и не знал. Пока вы сами не сказали, что Зоя Николаевна обнаружила тела. — Порфирий Петрович внутренне напрягся, прежде чем задать следующий вопрос. — Горянщиков был вашим… клиентом?
Видя, как болезненно его слова подействовали на Лилю, он поспешил с разъяснением.
— Видите ли, имя Горянщикова вы упомянули несколько… ну, словом, не так, как обычно произносится имя малознакомого человека. Более того, вас действительно должны были связывать с ним какие-то отношения — иначе с чего бы вдруг Павлу Павловичу сообщать вам о его гибели? Или откуда б вы знали, что обнаруженное Зоей Николаевной тело — именно его? А уж что вопрос я поставил именно так, а не иначе, то вы не обессудьте — ведь мужчины становились вам знакомы в основном через ваше ремесло.
— Он действительно приходил туда, к мадам Келлер. И меня всякий раз спрашивал.
— А Виргинский?
Лиля насупила брови. Губы у нее дрожали.
— С Виргинским все было совсем не так.
— Но ведь он наверняка знал о ваших отношениях с Горянщиковым? И скорее всего, ревновал?
