Длинный не успел даже возразить. Ему не дали такой возможности. Люди Ивара скрутили его вмиг и поволокли, истошно вопящего, наружу.
— Я сегодня добр, — сообщил Ивар собравшимся. — Оставил ему возможность сражаться и доказать, что он способен на большее, чем сжигать бондов в их собственных домах. Но вернемся к серьезным делам. Я устал от пустой болтовни. Пусть поднимется тот, кто готов показать нам хотя бы один монастырь.
Некоторое время все молчали. Потом один из ярлов, толстый, с заметной лысиной, поднялся и заявил, что он может.
— Говори, — разрешил ему Ивар.
Ярл разразился многословной речью, из которой явствовало, что монастыри тут — везде. Так что, куда ни пойдешь, всё равно выйдешь к нужному месту.
Он бы еще говорил, но смутился под пристальным взглядом Бескостного и умолк.
— Ты хотел нас повеселить, Кетиллауг-ярл? — холодно поинтересовался Ивар, и толстяк побледнел.
— Я только хотел предложить… — пробормотал он, глядя себе под ноги.
Все остальные замерли. Здесь собрались сильные люди, вожди, бесстрашные и грозные. Но, видать, Ивар внушал безотчетный ужас не только мне.
Кетиллаугу повезло больше, чем длинному Хроку. Надо полагать, потому, что в его доблести Ивар не сомневался.
— Ты предложил, — обычным голосом произнес Ивар, и я понял, чего он добился: абсолютной тишины и абсолютного внимания. — А теперь, — сообщил конунг, — мы, наконец, послушаем того, кто знает.
— Дикон, — сказал я. — Твой выход.
Я выбрал его, а не Уилла Кошачьего Глаза, потому что у Дикона лучше подвешен язык. Да и болтал он по-нашему, то есть по-датски, совершенно свободно.
Однако под пристальными взглядами вождей, и особенно немигающим взглядом Ивара, Дикон смутился.
— Не робей, дренг! — подбодрил его Убба Рагнарсон. — Скажешь что толковое, мы с братом этого не забудем.
Дикон откашлялся:
— Самый богатый монастырь — это Эофорвикский… То есть Йоркский Минстер. Туда свозят церковные сборы со всей Нортумбрии.
— Молодец! — похвалил Убба. — Продолжай. Как до него добраться?
— Мы должны дойти до устья, где сливаются две реки: Уз и Трент. Там очень широкое устье, почти как залив. Оттуда мы поднимемся до реки Уз, а дальше можно плыть хоть до самого Йорка. Только это очень крепкий город, с толстыми стенами и высокими башнями
[31]
. Взять его будет нелегко.
— А другие города там есть? — спросил кто-то из вождей.
— Есть. Селби, Гул… Там много селений. Это хорошая земля.
— Где хорошая земля, там и монастыри, — сделал кто-то логичный вывод.
Все тут же заговорили разом, но Бескостный поднял руку, и гул стих.
— Я выслушал тебя, дренг, — произнес Ивар бесстрастным голосом. — Ты поведешь нас туда, к Йорку.
Так я и думал. Папа Рагнар наказал сыну провести разведку боем. Не зарываться. Пощипать англичан, прикинуть, каковы они в битвах и где лежат самые толстые ломти пирога. Но Ивар решил забрать весь пирог сам. И прямо сейчас.
— Ты поведешь нас к Йорку!
— Да, конунг, только… — Дикон замялся.
— Что? — нахмурился Ивар.
— Я знаю сухопутные дороги, но не знаю морских.
— У меня есть человек, который знает! — быстро, пока Бескостный не осерчал, вмешался я.
— Хорошо. Кто согласен с тем, что я сказал?
Совет дружно взревел.
— Быть посему, — резюмировал старший Рагнарсон.
Викинги шли как саранча. Сжирали всё. Суда, не успевшие сбежать, прибрежные селения, жители которых, по счастью, в большинстве случаев сбежать успевали. Мелкие команды ополчения и местных танов, которые пытались противостоять разбойникам, размалывались в фарш. Дымы от сгоревших домов поднимались вдоль всего берега Северного моря. И вот мы дошли до устья.
Устье реки, о котором говорил Дикон, было здоровенным, как залив. Между речными наносами было довольно пространства, чтобы пройти нескольким большим кораблям.
Флотилия норманов двинулась вверх по течению. «Северный Змей» шел сразу за флагманом Ивара, здоровенным драккарищем аж на двадцать четыре рума, узким, хищным и стремительным. Именно его высоченного дракона первым видели местные. Представляю, какой он внушал им ужас. Ну я бы тоже испугался, будь я даже не простым пахарем, а суровым английским воином, если бы увидел, как над камышами поднимается страшная деревянная голова с выпученными глазами и пастью, в которой скалятся самые настоящие бивни-клыки из моржовой кости.
Так мы и двигались. Стремительные броски сразу десятка на два миль вверх по реке, потом разбойные ватаги высаживаются и рассыпаются по всему берегу, порой уходя на много миль от лагерной стоянки, которая в считаные часы превращается в военный лагерь с частоколом, рогатками и сторожевыми вышками.
Три-четыре дня грабежей и убийств — потом вся огромная стая снимается с места и устремляется дальше. И когда, через пару дней, убедившись, что дьяволы из-за моря ушли, на покинутое варварами место возвращаются местные, то находят ямы от кольев, кучи дерьма, объедков, брошенного за ненадобностью имущества и множество трупов мужчин и женщин, изнасилованных, замученных, убитых зверски или (особые везунчики!) осчастливленных легкой смертью от топора.
А черный дым поднимается уже над другими селами.
Я всё ждал, когда местные соберутся с духом и попытаются нам врезать, но сопротивлялись лишь редкие горстки ополченцев, с которыми легко расправилась бы и пара викингов.
Мои ребята тоже ходили грабить. Под водительством Медвежонка. Сам я отсиживался на «Змее». Тошно мне на такое смотреть.
Мои хирдманы возвращались довольные, с добычей. По-моему, им нравился сам разбойничий процесс, ведь добыча слова доброго не стоила: бронзовая посуда — наилучшее из нее. Удивительно, что такая плодородная местность оказалась такой бедной.
Впрочем, самое вкусное: укрепленные городки и церкви — доставалось не нам, а людям Ивара. Повторялась история похода на Францию. Лучшие куски — Рагнару с сыновьями, а приблудному воинству — жалкие объедки. Хрёрек сумел изменить расклад, это верно. Однако во Франции у Хрёрека под рукой было несколько сотен отличных бойцов, а у меня — на порядок меньше. Единственное преимущество: мне было проще выяснять где находятся перспективные для грабежа места. Помогало мое знание английского и наличие в команде коренных англичан. Да и местные землепашцы с большой охотой становились проводниками. Порой даже без угроз и пыток. Нас, норманов, считали исчадиями дьявола, жутко боялись и с огромным удовольствием уводили подальше от родного селения к богатеньким буратинам. Увы, у нас попросту не было возможности в одиночку выковыривать этих буратин из родовых «каморок». Ивар, надо отдать ему должное, за полезную информацию отстегивал кусочки от своего пирога, но — весьма скудные. С моей точки зрения. Но дело даже не в доходах. Викинги действительно вели себя в Нортумбрии как исчадия ада. Насилие и смерть. Зачастую ничем не оправданные насилие и убийства. Причем моя команда, мои друзья и подчиненные, вели себя не лучше прочих, а я ничего не мог с этим поделать.
