— Ну и что же тут смешного?
— Серьезность, с которой мы говорим обо всем этом, — сказал Коулмэн. — Вот, посмотри лучше мой новый рисунок. Меня посетила новая идея.
Инес подошла и села рядом, положив ему руку на плечо. Посмотрев на рисунок, она спросила с улыбкой:
— Это что, люди?
— Да, изображенные сверху. Так я рисую впервые. — Он ткнул пальцем в рисунок, но тот слетел с коробки и упал. Коулмэн снова поставил его вертикально. — Мне нравится. А тебе? Когда люди изображены вот так, сверху.
— Очень забавно. Особенно торчащие носы.
Коулмэн довольно кивнул:
— Вот, хочу теперь, попробовать в цвете. Может, я теперь всегда буду изображать людей сверху.
— Эдвард, давай уедем отсюда, — сказала вдруг Инес.
— Уедем из Венеции? А я думал, ты хочешь остаться еще на недельку.
— Но тебе же не нужна Венеция для работы. Ты же не рисуешь Венецию. — Она указала на рисунки. — Поедем ко мне домой? Там и центральное отопление есть. Только что провели. Не то что у Смит-Питерсов — они-то своего, похоже, вовек не дождутся. — Она улыбнулась.
Она имела в виду свой дом близ Сен-Максена на юге Франции. Коулмэн вдруг понял, что не хочет уезжать из Венеции, пока не узнает, что с Рэем. Не только не хочет, но и не уедет.
— Да мы тут и недели не пробыли!
— Ну и что? Погода такая ужасная!
— Во Франции не лучше.
— Зато там мой дом. Наш дом.
— Которого я отродясь не видел, — усмехнулся Коулмэн.
— Ты мог бы устроить там себе студию. Не то что в отеле. — Инес обхватила его руками за шею. — Пожалуйста, давай уедем. Уедем прямо завтра.
— Разве мы не собирались на это празднество послезавтра?
— Ну и что? Не так уж это и интересно. Давай лучше подумаем, можно ли успеть на завтрашний самолет до Ниццы.
Коулмэн осторожно убрал с шеи ее руки.
— С чего ты взяла, что я не рисую Венецию? Посмотри сюда. — Он указал на первый рисунок. — Вот это венецианская церковь.
— Мне здесь не нравится. Я чувствую себя неуютно.
Коулмэн не хотел спрашивать почему. Он и так знал. Подойдя к своему пиджаку, он вытащил из черепашьего портсигара предпоследнюю сигару. «Надо было купить сигар на вечер», — подумал он. В комнате Инес зазвонил телефон, Коулмэн обрадовался, так как не представлял, что ей ответить.
Инес подошла к телефону поспешнее, чем обычно.
— Алло? Кто это? А, Антонио? Привет!
Коулмэн мысленно застонал, собираясь закрыть дверь, но потом подумал, что Инес может обидеться. Из слов Инес Коулмэн понял, что Антонио находится внизу.
— Пожалуйста, Антонио, не сейчас. Лучше я сама спущусь. Я буду ровно через минуту. Выпьем по чашечке кофе.
Наливая в ванной стакан воды, Коулмэн наблюдал, как она надевает туфли.
— Антонио ждет внизу, — сообщила Инес. — Пойду спущусь к нему на несколько минут.
— Вот как? И что ему нужно?
— Ничего. Я просто подумала, что должна к нему выйти, раз он пришел. — Она надела одну шубку, без шляпки, и посмотрелась в зеркало. — Губы красить не буду, — сказала она сама себе.
— Когда ты вернешься?
— Минут через пятнадцать. — Она грациозно помахала ему рукой. — Пока, Эдвард.
Ее столь необычная поспешность удивила Коулмэна, заставив его гадать, что сказал ей Антонио. Антонио собирался вернуться в Неаполь или в Амальфи, и Инес намеревалась уговорить его остаться. Коулмэну Антонио не нравился. Правда, у него не было к нему и стойкого отвращения — он видывал экземпляры и похуже, — но симпатии к Антонио он точно не испытывал. Антонио, судя по всему, подозревал его в причастности к исчезновению Рэя, быть может, даже считал его убийцей, и явно хотел остаться в стороне. Коулмэн предположил, что Инес виделась с Антонио наедине по меньшей мере один раз после той ночи во вторник, и не сомневался, что они поговорили по душам. Коулмэн вздохнул, задумчиво попыхивая сигарой.
Он подошел к окну и посмотрел на улицу. За крышами домов открывался прекрасный вид — величественный берег Большого канала, огоньки судов, мерцающие в сгущавшихся сумерках. Тепло от батареи, окутывавшее Коулмэна, создавало ощущение безопасности и комфорта. Он представил себе, как вся Венеция сейчас ютится у горячих печей и каминов, а кто-то, с потрескавшимися от холода ладонями, хлопочет по хозяйству, и как греют у очагов руки заезжие художники — целая толпа этих упрямцев плотно заполняет Италию, словно красная черепица крыши. Но у него дома просто роскошное тепло, и у него есть прекрасная женщина. Коулмэна нисколько не стеснял тот факт, что он берет деньги у такой женщины, как Инес. Антонио тоже делает это, но только каким-то забавным образом. Антонио считает нахлебничество честной игрой, не видя необходимости даже скрывать это. Не то что Коулмэн.
«И относительно другой вещи, — подумал Коулмэн, попыхивая сигарой, — у него тоже нет сомнений — относительно Рэя Гаррета. С ним он тоже вел честную игру. Если его прижмут за это, что ж — очень плохо, значит, так распорядится злодейка судьба, но Коулмэн твердо знал, что игра эта стоит риска, знал, что ни за что не сдастся, если его обвинят в убийстве. По крайней мере, Гаррет будет мертв. И Гаррет заслужил смерть. Потому что, если бы не Гаррет, не его безмозглое малодушие и аристократические американские замашки, Пэгги была бы сейчас жива».
Коулмэн подошел к пиджаку, висевшему на стуле, — в нем он носил фотографию Пэгги, — но остановил себя. Сегодня он уже смотрел на нее. В последнее время у него стало привычкой разглядывать ее по меньшей мере дважды в день по нескольку минут, и он уже изучил на ней каждую черточку, каждый блик, помогавший вызвать в памяти образ Пэгги. Теперь он мог уже представить себе ее даже без фотографии, мысленно рисуя ее портрет, как, собственно говоря, и было в пятницу, когда он отмечал про себя что-то вроде праздника, которым считал смерть Рэя. Да, он считал Рэя мертвым, даже вопреки здравому смыслу. А тело наверняка найдут через пару дней, быть может даже завтра.
Тут ему вдруг пришло в голову, что Инес может догадаться, что он хочет остаться в Венеции, чтобы здесь, на месте, узнать, жив Рэй или нет. Коулмэн почувствовал себя неуютно, сообразив, что слишком многое открыл Инес. Она всегда защищала Рэя, вечно вела эти разговоры вроде «нужно учитывать ситуацию», только все они в конечном счете сводились к тому, чтобы защитить Рэя. Инес разлюбила бы его и рассталась с ним, узнай, что он убил Рэя. С другой стороны — и Коулмэн не раз уже думал об этом, — если тело Рэя выбросит на берег, кто сможет сказать наверняка, столкнули его или он сам прыгнул в воду? Молодой человек, совершающий самоубийство всего через несколько недель после смерти жены, — разве ситуация неправдоподобна? Коулмэн еще раз напомнил себе, что ему нет дела до того, что подумает или сделает Инес или что она скажет в полиции. Впрочем, он не сомневался, что она ничего не скажет. То, что произошло на катере, попросту не может быть никем доказано из-за отсутствия свидетелей.
