Они высадились у префектуры. По обе стороны от входной двери горели небольшие голубые светильники. Здесь последовал разговор между жандармом, который задержал Райдела, и другим полицейским о «Риделе Кэйнере» из Греции. Они осмотрели одежду Райдела. Костюм был итальянский, но рубашка, сильно заношенная, — французская. Галстук — английский. Несколько странно, учитывая, что в Англии Энрико Пераци, согласно его паспорту, никогда не был, но возможно. Все нижнее белье — швейцарское. Райдел купил его более года назад в Цюрихе. Полицейские явно собирались ехать в гостиницу, где остановился Райдел. Его чемодан был американский. За подкладкой, скрытый от посторонних глаз, но не от французской полиции, лежал американский паспорт Райдела. Ситуация была безвыходной. Скрываться дальше не имело смысла.
— Ладно, — сказал Райдел по-французски. Он был в задней комнате, раздетый до нижнего белья.
Полицейские оторвали глаза от его больших, оставшихся от дедушки карманных часов, которые внимательно изучали.
— Ладно. Это правда. Я Райдел Кинер.
— Так вы американец?! — воскликнул второй полицейский, словно это было куда интереснее, чем то, что он Райдел Кинер.
— Уильям Чемберлен жив, — продолжал Райдел. — И я не убивал его жену.
— Минуточку. Подождите, — остановил его второй полицейский, тучный мужчина. И, взяв бумагу, уселся за пишущую машинку, чтобы все полностью запротоколировать.
Жандарм, который задержал Райдела, был очень горд собой. Он с важным видом прохаживался по комнате и самодовольно улыбался.
Райделу вернули брюки и рубашку. Поначалу он отвечал на вопросы односложно: «да» или «нет». Наконец его попросили рассказать о том, что случилось на Крите. Райдел заявил, будто встретил Чемберленов там. Он объяснил, что между ним и женой Чемберлена завязался роман. Чемберлен был вне себя от ревности, когда жена призналась ему, что любит Райдела и решила подать на развод. Судя по всему, эта история заинтересовала французских полицейских. Райдел заявил, будто собирался оставить Чемберленов, вернуться в Афины и подождать там, пока миссис Чемберлен оформит развод. Но ее муж настоял, чтобы Райдел остался с ними. Затем Чемберлен попытался убить его в Кносском дворце. Здесь Райдел смог описать все, что случилось в действительности, и, как ему показалось, рассказ его выглядел вполне убедительно.
— Чемберлен, я уверен, был потрясен, когда обнаружил, что убил жену. Он тут же скрылся, а я еще какое-то время оставался возле ее тела. Меня словно оглушило. Затем я бросился за Чемберленом. Разыскал его в Ираклионе — это примерно в тридцати километрах от того места — и хотел сдать в полицию, но Чемберлен заявил, что, если я сделаю это, он обвинит меня в убийстве его жены из-за того, что она якобы отвергла мои ухаживания. Что-то в этом духе. Понимаете?
— Хм, — кивнул жандарм, слушавший с явным интересом. Без сомнения, эту историю он будет пересказывать еще долго.
— Продолжайте, — попросил полицейский, печатавший на машинке.
— Мы вместе вернулись в Афины и там…
— Вместе!
— Tais-toi,
[31]
— буркнул печатавший.
— Да. Миссис Чемберлен опознали не сразу, так что для Чемберлена не составляло труда уехать с Крита. В Афинах он достал себе новый паспорт. Я в этом не сомневаюсь.
— Почему?
— Потому что… Он здесь, в Париже. И ему хочется, чтобы его считали убитым или похищенным в Афинах. Он не смог бы въехать во Францию и уж тем более выехать из Греции как Чемберлен.
— Хм, — кивнул слушавший жандарм.
— И где же он сейчас? Вам известно? — спросил печатавший.
Райдел облизнул пересохшие губы.
— Можно стакан воды?
Ему принесли, и он продолжил, по-прежнему стоя.
— Я не знаю, где Чемберлен остановился, но я видел его здесь, в Париже. Думаю, он здесь с пятницы. Я это предвидел, поэтому и приехал сюда.
— Теперь что касается фальшивых паспортов. Где вы достали свой и зачем? — спросил слушавший жандарм.
— В Афинах, — ответил Райдел. — Ведь Райдела Кинера разыскивали… за убийство. Мне необходимо было сменить паспорт. Разве вы не понимаете? А кроме того, я пытался разыскать Чемберлена, — добавил он с горячностью.
— В Афинах вы были вместе с Чемберленом?
— Нет, порознь. Он скрылся в Пирее. Думаю, из-за меня. Из-за тех нескольких дней… Ну, когда я был близок с его женой. Я был совершенно убит горем, настолько, что оно заглушило во мне ненависть к нему. Понимаете? Конечно, в Афинах мне следовало бы немедленно обратиться в полицию, сообщить обо всем случившемся и сказать: «Ищите Чемберлена». Но не забывайте, он угрожал донести на меня, если я заявлю на него. Его заявление против моего, и ни одного свидетеля, ни одного доказательства. — Райдел допил воду.
— Где вы его видели в Париже?
Райдел глубоко вздохнул.
— Я разговаривал с ним сегодня утром на Елисейских Полях. Хотя он и пытался уклониться от разговора. Я притворился, будто…
— Вы могли сообщить о нем любому полицейскому. Почему вы не сделали этого? — спросил печатавший на машинке.
— Очевидно… все тот же страх. Я боялся, что Чемберлен мог заявить полицейскому обо мне. Я хотел… того, что сделал сейчас: сообщить все полиции и…
Жандарм, который привел его, рассмеялся.
— И поэтому вы так старательно разыгрывали из себя итальянца?
— Просто я испугался. — Райдел чувствовал себя неловко. — Но теперь-то я все рассказал.
— Еще вопрос, — сказал печатавший. — Я специально оставил место. Где вы останавливались в Афинах? Вы сразу же достали фальшивый паспорт? Кажется, вы пробыли в Афинах три или четыре дня?
— Приехал в среду утром и вылетел в пятницу девятнадцатого, — ответил Райдел. — Я останавливался у знакомого. Его имя назвать не могу. Думаю, это будет непорядочно с моей стороны. — И посмотрел полицейскому прямо в глаза.
Тот пожал плечами и, переглянувшись с жандармом, улыбнулся.
— Я невиновен, — продолжал Райдел, — и, полагаю, имел право остановиться у своего знакомого, который не сомневался в моей невиновности. Мне бы не хотелось впутывать его. — И добавил примирительно: — Постарайтесь меня понять.
— Мы позже еще вернемся к этому, — сказал печатавший и снова нацелил пальцы на клавиши машинки. — А теперь расскажите, где вы видели мсье Чемберлена?
— На Елисейских Полях, возле площади Согласия. Я попытался узнать его новое имя и в какой гостинице он остановился, но он отказался сообщить. Затем я пригрозил Чемберлену — в пику ему, — что если он не заплатит мне десять тысяч, я отправлюсь в полицию, расскажу обо всем и сообщу о том, что виделся с ним в Париже. Он пообещал дать мне деньги, и мы условились встретиться сегодня вечером в девять часов. Думаю, Чемберлен придет.
