– Верно, – согласилась Настя.
– Значит, «Марко» скрывает исчезновение Смоляковой? –
переменила я тему.
– Да.
– А вдруг ее похитили, пытают, хотят убить?
– Ой, что вы такое говорите?! Вообще-то служба безопасности
издательства поднята на ноги, но… Боюсь, они ее не найдут.
– Почему?
Настя посмотрела мне в глаза, потом вдруг сказала:
– Кит, наверное, назвал бы меня сейчас дурой, но отчего-то я
вам верю… Вот, смотрите – это лежало у меня под подушкой. Стала ложиться в тот
день спать и нашла… – На столик Настя выложила белый конверт. – Прочитайте.
Я осторожно вытащила из конверта листок и пробежала глазами
текст.
«Настенчик, единственная моя, дорогая подружка! Извини,
приходится доставить тебе боль, но мы, похоже, в ближайшее время не встретимся.
Живи пока без меня. Знай, что бы ни болтали люди, я здорова и решение бросить
все приняла совершенно самостоятельно, как принято говорить, в светлом уме и
твердой памяти. Извини меня и пойми: иного выхода в данной ситуации не имелось.
Я ушла, чтобы уберечь семью от большой беды и позора. Теперь о делах. Твоя
кредитная карточка будет регулярно пополняться через банк. И не надо пытаться
при помощи платежек вычислить место моего пребывания! Суммы станет, как всегда,
перечислять бухгалтерия «Марко», потому что я, чувствуя свою ответственность
перед тобой, издательством и читателями, никогда не брошу писать. Рукописи с
прежней регулярностью продолжат поступать в редакцию, и столь же регулярно ты
будешь получать деньги. Свою часть, впрочем, не столь много, как раньше,
получит и Никита. Если выделенные средства покажутся ему копейками, ничего
поделать не могу. Я очень прошу тебя не говорить Киту и Зизи, что ты имеешь
деньги, пусть это будет твоей тайной. Банк займется всеми финансовыми
проблемами, все выплаты за дом, газ, электричество, охрану и прочее будут
совершаться вовремя, на текущий счет будет поступать оговоренная мною сумма для
хозяйственных нужд. Но и только. Остальные деньги пойдут на депозит, доступа к
которому ни у кого нет.
Каждый месяц, исключая апрель и декабрь, в двадцатых числах,
подойдя к книжному магазину, ты увидишь очередную книгу Смоляковой. Тогда знай:
я жива. Если же в течение полугода новинок не будет, это будет означать, что я,
увы, умерла. Не плачь, ступай к Роману Мефодьевичу, нашему адвокату, у него
лежит завещание. Я не скрою его содержания: все члены семьи получат небольшие
суммы, Киту и Зизи отойдет городская квартира. Но остальное: дом, земельный
участок и, главное, право на авторское наследие, – отойдет тебе. Не волнуйся,
ты будешь богата и независима, тебе не придется, как мне в юные годы, кланяться
кому-то в пояс за копейку. Но это худший вариант развития событий. Ты просто
потерпи, думаю, через несколько лет я сумею вновь быть вместе с тобой, мы уедем
далеко и будем счастливы. Очень прошу, позаботься о животных, чтобы они не
оставались голодными и не болели. Я, к сожалению, не могла взять их с собой. Не
могла я взять и тебя, прости, но моя любовь остается с тобой. Все будет хорошо,
все обязательно будет хорошо! Не верь никому и ничему, рассказанному обо мне!
Не показывай это письмо никому, а в особенности домашним. Настюша, в нашей
семье беда, я надеюсь вылезти из нее, но для этого, увы, мне следует исчезнуть.
Будь осторожна, не доверяй никому из своих, даже…»
Дальше шла ровная черта, создавалось такое впечатление, что
листок выдрали у Милады из рук.
– Тут нет подписи, – пробормотала я, – и числа.
– Я очень хорошо знаю мамин почерк, это писала она, –
шмыгнула носом Настя. – Вы не представляете, что я чувствую. Мне так тяжело… И
одиноко… И я… я просто в шоке.
– Ты никому не показывала послание?
– Вам первой, – всхлипнула Настя и вдруг добавила: – У вас
же тоже йорк есть! И собак вы любите, и книги Смоляковой, и денег вам не надо,
и…
По щекам Насти градом хлынули слезы. Чуня, поняв, что ее
юной хозяйке плохо, тоненько завыла. Я обняла девочку, потом встряхнула ее и
сказала:
– Рыдать глупо, лучше давай подумаем, что мы можем сделать в
данных обстоятельствах. А поплачем потом, от радости.
Глава 4
Когда Настя успокоилась, я спросила:
– Как думаешь, отчего «Марко» скрывает исчезновение
популярного автора? Почему не бьет во все колокола, не привлекает милицию?
Настя почесала нос.
– Они тоже получили письмо.
– Кто?
– Ну… не знаю. Хозяин издательства, наверное, или кто у них
там главный.
– Вашей семье об этом сообщили, да?
– Нет.
– Тогда откуда твоя уверенность?
Настя повертела в руках пустую чашку.
– Понимаете, когда Ми пропала, Никита страшно перепугался. Я
даже удивилась, потому что всегда считала: брату плевать на маму. Он, правда,
очень с ней был милый, ласковый всегда, вечно сюсюкал: «Мулечка, как себя
чувствуешь? Мусечка, можно к нам в гости Костик придет?» Ну, в общем, изображал
послушного мальчика. Все вокруг считают его необыкновенно хорошим сыном. Как
же, Кит никогда не забывает привезти из города маме ее любимые пирожные и
фрукты, на ночь обязательно зайдет в спальню, поцелует… Прямо противно!
– Что же плохого в проявлении заботы? – улыбнулась я. –
Наверное, очень приятно, когда о тебе думают, когда едут в магазин, скажем, за
черешней или ананасами, желая доставить удовольствие.
Настя скривилась.
– Наверное, приятно. Только… это все неправда, забота его
неправда. Раньше Кит таким не был. Я очень хорошо помню, как он маму пытался
замуж выдать. Она случайно познакомилась с одним дядькой, жутко противным, но
дико богатым. Вроде его звали Гарик…
Я внимательно слушала девочку и по мере продолжения ее
рассказа все больше понимала: вот почему мне так невероятно нравятся книги
Смоляковой, вот почему мне захотелось пойти на встречу с ней, вот почему сейчас
я испытываю невероятное беспокойство, вот почему! Мы с Миладой – просто клоны,
мы с ней попадали в совершенно одинаковые ситуации! И то, что я раньше работала
преподавательницей французского языка, а теперь провожу дни в блаженном
ничегонеделанье, а Ми, до того как стать звездой литературы, сначала служила в
газете, не меняет общего состояния вещей.