– Ужасно, – прошептала она под конец. – Испарилась! Бросила
всех! Крайне непорядочное поведение! А мы? Как же мы со Степой жить будем?
Ладно, о своих никчемушных детях она позаботилась, а о Степочке? Ему нужны
лекарства, массаж, хорошее питание. Я не могу найти высокооплачиваемую работу
еще и потому, что больна, со мной случаются мигрени. Ужасная вещь, вам не
понять… Вот дрянь! Сбежала! Ну погоди, ну погоди, ну погоди… Я тебе отомщу!
В полном негодовании Сонина вскочила на ноги и забегала по
кухне. Потрясенная, я воззрилась на женщину.
Что такое мигрень, я знаю очень даже хорошо, неприятная
болячка мучает меня с четырнадцати лет. Но поскольку у скромной
преподавательницы французского языка не имелось богатой подруги, способной
ежемесячно отстегивать материальную помощь, я, по прежним годам, читала иногда
лекции, словно в тумане, накачав себя по самую макушку лекарствами. Не могу
сказать, что они помогали. Впрочем, самым тяжелым в те моменты было не общение
со студентами, а поездка в покачивающемся вагоне метро – меня там
незамедлительно начинало тошнить.
Борясь всю жизнь с мигренью, я сделала для себя один вывод:
любая болячка, приключившаяся с человеком, будет настолько тяжелой, насколько
вы ей сами позволите. Если имеете возможность рухнуть в койку и приказать
домашним таскать вам бульон, чай, пирожные, кофе, какао и прочее по вашему
желанию, ежели около вашего одра выстроятся светила медицины, то даже
элементарная простуда затянется на месяц. А вот коли в кошельке пусто и никто,
кроме тебя, не принесет из булочной батон хлеба, если самой приходится заниматься
готовкой, стиркой, уборкой, то тогда рысью поскачешь по делам, спустя неделю
даже после тяжелой операции. Как это ни парадоксально звучит, но отсутствие
родственников или их невнимание идут недужному человеку на пользу, обязанности
не дают залеживаться. Уж поверьте мне, развешивание в ванной пододеяльников
после стирки намного лучше лечебной физкультуры, полупарализованные руки
начинают очень ловко работать, и негнущаяся спина держит как надо.
– Вот она что придумала… – металась по кухне Катя, – понятненько…
Решила, значит, скрыться! Денег жаль стало! А зря она так поступила…
– Каких денег? – поинтересовалась я.
– На Степу! Еще в мае намекала, что больше помогать не
хочет! – взвизгнула Катя. – Вот дрянь!
Продолжая бушевать, Сонина ринулась к шкафчику, вытащила
оттуда пузатую бутылку коньяка, налила себе почти полный стакан и мигом
опустошила «рюмочку».
Я попыталась сохранить спокойствие. Сама считаю благородный
напиток родом из прекраснейшей французской провинции лучшим средством от многих
неприятностей. Если подержать темно-коричневую жидкость во рту, то легко можно
избавиться от зубной боли, коли накапать немного коньяка на сахар и съесть,
нормализуется давление и пройдет головная боль. Смесь из взбитого сырого
желтка, чайной ложки сахарного песка и небольшого количества коньяка – отличное
средство от простуды и воспаленного горла. Но глушить его стаканами не принято!
Да это просто варварство!
– И нечего тут моргать! Я никогда не была пьяницей, –
заорала Катя, очевидно, прочитав в моих глазах некий упрек, – просто должна
расслабиться! У нас, нищих людей, особых радостей нет.
Я вздохнула. По-настоящему бедный человек не держит на кухне
бутылку стоимостью в триста долларов! И у него нет новой квартиры, кухни,
набитой суперсовременной техникой, и французских духов, аромат которых сейчас
исходит от Кати!
– Дрянь, дрянь! – продолжала бушевать Сонина, наливая себе
новую порцию. – Сволочь! Заявила мне: «Нашла тебе приличную службу, на
телефоне. С восьми утра до пяти вечера на звонки отвечать, будут платить
хорошую зарплату и процент с проданного товара». Вот придумала! За копейки я
должна ломаться!
Сонина лихо влила в себя еще одну порцию элитного напитка,
покосилась на пустую бутылку, распахнула другой шкафчик и добыла новый,
непочатый «пузырек».
– По-моему, с вас хватит, – сказала я, – и вообще, то, что
вам предложили, вполне достойная работа, многие мечтают о такой.
– Пшла вон, – нетвердым голосом отбрехнулась Катя и снова
принялась наполнять стакан.
– Значит, вам неизвестно, куда подевалась Смолякова? –
решила я еще раз уточнить ситуацию.
– Нет!!!
– Вы ей не звонили?
– Нет!!!
– Вот странно.
– Почему? – икнула Сонина. – Нормально! Беседовали лишь
восьмого числа. Ну, типа, привет, здорово, вечером получишь деньги.
– Да, похоже, задушевных разговоров вы не вели, – вырвалось
у меня.
Катерина уперлась кулаками в стол.
– Ах, ах, мы фанатки великих писательниц… Ха! Дерьмо она
кропала! Дерьмо! Я замечательные стихи пишу, потрясающие. Но настоящая
литература сейчас никому не нужна, пипл хавает навоз, Смоляковой зачитывается.
Тьфу! Ясное дело, ее печатали. Знаешь, какие деньги она гребла? Лопатой! Ну за
что? Да подобный детективчик я за два дня настрогаю без напряга.
Неожиданно мне стало обидно за Смолякову.
– Что же не занялись производством криминальных романов?
Если сей труд столь замечательно оплачивается и, по-вашему, он совершенно
необременителен, писали бы себе и сметали деньги в мешок.
Катерина осеклась. Потом в ее глазах заплескалась самая
настоящая злоба, а по щеке, прокладывая бороздку в тональном креме, потекла
пьяная слеза.
– У меня нет времени, – всхлипнула подруга детективщицы, –
ни минуты свободной, сына вытаскиваю. Мальчик мой золотой… не то, что Кит,
мерзавец, вор, уголовник, негодяй…
– Ну это уже слишком, – возмутилась я. – Понимаю, что выпили
лишку, однако все же не следует говорить некоторые вещи, к тому же лживые.
– Кит дрянь!
– Может, и так, но называть его вором и уголовником
несправедливо, – покачала я головой. – Если ваши слова достигнут ушей Милады,
она может оскорбиться, и тогда – прощай «пенсия».
Катерина пьяно захохотала.
– Если сказать про свинью – свинья, это не обида. А Кит –
уголовник.
– Ладно, хватит. До свидания, – кивнула я и собралась
встать. Понятно, что Ми не предупредила Катерину о побеге, иначе с какой стати
Сонина настолько потеряла самообладание, услыхав об исчезновении Смоляковой?
– Ну уж нет! – заорала Катя и вцепилась в меня. – Уговор был
такой: есть деньги – молчу, нет – язык развязываю. А теперь, похоже, она меня
наколоть решила, ну так я тогда рот раскрою, по всем газетам раструблю… ик… ик…
