– Я поэтому так долго и рассказывала о жизни Милады. Неужели
до сих пор не ясно? Ей невыносимо думать, что кто-то на нее сердится. Ми
интеллигентна и абсолютно неконфликтна. Она не станет делать замечания
нахамившей продавщице, не будет возмущаться, если официант принесет не
заказанное, а другое блюдо. Она никогда никому не делает замечаний! Даже если
ей выльют на голову ведро помоев, Ми просто встанет и уйдет. Тихо, с улыбкой.
– Это уже не интеллигентность, а… – начала было я и
осеклась.
– Глупость, – закончила фразу за меня Рыбкина. – Верно. И
именно по этой причине лопнула наша дружба. Я еще могла понять, почему Ми
содержит Марфу, Фаину и Нику. Хотя сама, окажись я в подобной ситуации,
поступила бы по-иному. Но Ми есть Ми, у нее патологическое чувство
порядочности, осложненное гипертрофированным чувством вины.
– Чем же Смолякова провинилась перед матерью и свекровями? –
возмутилась я. – По-моему, наоборот, они вели себя гадко по отношению к дочери
и невестке!
Лена ухмыльнулась:
– Так ведь у змей нет совести. Марфа теперь на каждом углу
кричит о своей любви к дочери, дает дурацкие интервью, чем устраивает Ми новые
неприятности. Помните, вот в прошлом году «желтые» газеты скандал подняли:
«Смолякова сдала мать в дом для престарелых»?
– Да, я читала. Так в чем же там дело?
– Марфе скоро девяносто стукнет, – вздохнула Лена, – вот Ми
и подумала, что старухе будет лучше на свежем воздухе, чем в душной квартире.
Она сняла матери номер люкс в одном из подмосковных санаториев, наняла сиделку
и перевезла туда Марфу. Хорош приют для престарелых! Две комнаты, терраса,
ванная, туалет, четырехразовое питание, врач, медсестра, личная горничная.
Другая бы тихо радовалась, но Марфе нужно общество, она привыкла корчить из
себя великосветскую даму. Теперь ходит по дорожкам, сверкает брюликами и
каждому встречному сообщает: «Я мать той самой Смоляковой! Вырастила, выучила,
благодаря мне она стала писательницей. И где дочерняя любовь? Живу, забытая
всеми, несчастная, на государственном иждивении, спихнула меня дочурка в приют.
Кстати, мою шикарную квартиру она сдает, а денежки себе в карман засовывает».
– Это правда? Насчет апартаментов?
– Чушь собачья! – обозлилась Лена. – Ми в родительской
квартире много лет не была, у нее даже и ключей-то нет. Но я все же могу понять
подругу, когда она говорит: «И мама, и свекрови старые, они без меня пропадут.
Я обязана обеспечить им спокойную старость». Но Никита!
– А с ним что?
Лена побарабанила пальцами по столу, потом уставилась в
окно. Было видно, что ей очень не хочется продолжать разговор, но в конце
концов Рыбкина решилась.
– Ладно. Расскажу и это. Кит – паразит, умело
эксплуатировавший материнскую любовь и ее чувство вины. Все попытки заставить
его работать заканчивались крахом. Никита попросту не желает трудиться. Да и не
умеет он ничего делать, образования нет, один гонор и сплошное вранье. В конце
концов Ми смирилась с его поведением. «Долг матери, – сказала она мне, –
состоит в том, чтобы принимать детей таковыми, каковы они есть. Во всех бедах
Кита виновата я, не сумела правильно воспитать мальчика, не имела ни времени,
ни денег. У Никиты было тяжелое детство, без особых радостей, пусть теперь
получит компенсацию».
– Тысячи мальчиков растут без отцов! – возразила я.
– Верно, – кивнула Лена, – и это не мешает им потом
становиться нормальными людьми. Но Кит выродок.
…Два года тому назад сын взял у матери, как он выразился, «в
долг» большую сумму.
– Хочу открыть свой бизнес, – пояснил он, – стану торговать
одеждой.
Ми, счастливая от того, что недоросль надумал превратиться в
мужчину, моментально понеслась в банк. И началось! Сначала арендовали здание,
потом делали в нем ремонт, следом закупали оборудование. Естественно, на деньги
Ми. Никита хотел лишь самое лучшее, дорогое, суперское. А мама, как всегда, не
решалась сказать детке «нет». Ведь у сыночка было тяжелое детство, так пусть
сейчас раны зарубцуются… А Кит требовал новых и новых вложений.
В конце концов Лена не выдержала и сказала:
– Срочно продавайте магазин! Он вас разорит! Никита не умеет
вести бизнес.
– Что ты! – подскочила Ми. – Кит с ума сойдет, это же его
детище, он вложил туда много денег.
Рыбкина онемела, у нее просто кончились слова. Отлично
зарабатывающая Ми ходит в одних босоножках, и в шкафу у нее по-прежнему
несколько кофточек, а «вложивший много денег» Кит каждый день меняет костюмы, у
него столько обуви, что может хватить на полк сороконожек, и особо о том,
откуда берутся средства, парень не думает.
Обозлившись сверх меры, Лена наняла частного детектива и
спустя некоторое время узнала более чем нелицеприятную правду.
Магазин есть, но он принадлежит совсем постороннему
человеку, который в жизни не слыхивал о Никите. Ни копейки Кит в ту торговую
точку не вкладывал, мальчик развлекается игрой в казино и от стола, покрытого
зеленым сукном, он уходит, как правило, в проигрыше.
Пылая от негодования, Рыбкина позвала к себе Ми и сунула той
под нос отчет детектива. Милада побледнела и твердо сказала:
– Он врет.
– Верно, – согласилась Лена. – Кит этим всю жизнь
занимается.
– Нет, лжет твой сыщик.
– Да посмотри же материалы! Ты ведь автор детективов, –
заорала Рыбкина, – сколько раз в книгах о таких аферах писала. Вот
свидетельства крупье, тут фото Кита… Гляди, он как раз выходит из дверей
игорного заведения.
– Неправда, подделка, фотомонтаж.
– Ты дура! – потеряла всяческое терпение Лена. – Покажи
папку Киту и посмотри в его пронырливые глазки!
Милада уехала домой. Вечером она перезвонила Рыбкиной и
радостно заявила:
– Все объяснилось, Кит признался, его подставили.
– Кто и куда?
– Ну, понимаешь, – затарахтела Ми, – Никита – благородный
человек, он никого не хочет обидеть, бросается всем помогать. Познакомился с
девочкой, очень милой, та работает бухгалтером. Составила отчет, просчиталась,
девушке грозили тюрьмой, вот Кит и решил помочь, пошел в казино и… проиграл.
Бедный, он так мучился, когда брал у меня деньги, так страдал! Но что было
делать? Он ведь хотел помочь!
– Ты говоришь всерьез? – прошептала Лена.
– Конечно.
– Веришь в эту чушь?
– Естественно.
