– Кит увидел такую у Володи Арутюняна и очень захотел. Сын
растет без отца, он не должен чувствовать себя обделенным, – лепетала Ми.
– Но ты же откладывала себе на зимнее пальто!
– Ничего, ничего, в старом похожу, я очень виновата перед
мальчиком.
Услыхав в очередной раз заявление о какой-то там вине,
Рыбкина не выдержала и заорала:
– Да в чем ты провинилась-то?!
– Из-за моей никчемности Кит растет в неполной семье, –
пояснила Ми, – и он не должен страдать из-за того, что у него мать –
неудачница. Я должна дать ребенку все-все!
Лене оставалось лишь вздыхать. А Кит делался все вреднее и
капризнее. В школе он совершенно не желал учиться, двойки носил охапками, а Ми
по-своему пыталась помочь мальчику. Она ходила в рваных ботинках и вытертом до
неприличия пальто, зато учителя исправно получали подарки. Не жалея денег на
воспитание сына, Ми отправила его сначала на плавание, потом в секцию тенниса,
следом на занятия английским, в танцевальную студию, но всякий раз ситуация
развивалась стандартно. Посетив впервые тренировку, Кит заявлял:
– У всех импортные плавки, а у меня советское дерьмо, ясное
дело, хуже всех поплыву.
Ми влезала в долги, покупала необходимое, Никита с довольным
видом шел в бассейн и… через неделю бросал занятия. Он всегда находил
отговорки: у него появился насморк, от теннисной ракетки болит рука, в
танцевальном ансамбле заставляют ходить босиком по полу, так можно и
простудиться.
Ми ахала, всплескивала руками и говорила:
– Какой ужас! Немедленно прекращаем заниматься делом,
которое гробит здоровье!
Лена только качала головой, но своего мнения о ситуации
вслух не высказывала. Слабовольная, во всем слушавшаяся подругу Ми превращалась
в настоящую фурию, если дело касалось Никиты.
Потом Миладе, можно считать, повезло: на жизненном пути ей
встретился вполне положительный человек физик Леонид Махов. Леня мог бы
считаться идеальным спутником жизни: он не пил, не курил, не бегал по бабам,
очень хорошо относился к Никите и каждую заработанную копеечку нес в дом.
Рыбкиной Махов понравился чрезвычайно, и она сделала все, лишь бы безголовая
Милада отправилась под венец с замечательным парнем. А та оказывала
сопротивление, на все уговоры подруги твердила:
– Он мне не слишком нравится.
– Почему? – злилась Лена, прекрасно понимавшая, что Ми
упускает редкую возможность устроить свою жизнь.
– Очень уж он занудный, – отвечала Милада, – все по полочкам
разложил, в мятых брюках ни за что на улицу не выйдет.
– Другие бы женщины радовались редкой аккуратности кавалера!
– И жадный. Копейки зря не потратит.
– Он просто хозяйственный!
– Слишком уж правильный, – колебалась Ми.
– Ладно, – не выдержала Рыбкина, – гони Леню прочь, его
мгновенно подберут. А твой Никита снова останется без отца.
Милада прикусила нижнюю губу, и через месяц сыграли свадьбу.
После того как Ми год пробыла замужней дамой, Лена начала
испытывать чувство глубокого раскаяния. Достоинства Лени непонятным образом
трансформировались в недостатки. У Ми появилась толстая тетрадь, куда она
должна была тщательным образом записывать произведенные траты. По воскресеньям
Леня, надев очки, методично инспектировал «отчет», следя, чтобы дебет совпал с
кредитом.
– Дорогая, – ласково произносил он, – как же так? Дал тебе
на хозяйство двадцать рублей, а из записей явствует, что ты потратила тридцать!
– Одолжила червонец у Лены, – лепетала Милада.
– Почему? – недоумевал супруг. – Мы же все рассчитали, меню
расписали, до копеечки распланировали.
– Сама не пойму, – чуть не плакала Ми.
– Не расстраивайся, – улыбался Леня, – сейчас изучим расходную
ведомость и поймем. Ага. В понедельник ты сверх плана приобрела два мороженых
по двадцать восемь копеек да еще купила булочку и бутылку лимонада, вот в сумме
и потратила лишний рубль. Во вторник профукала целых два целковых, причем тоже
на ерунду. В среду… не пойму, что тут написано…
– Пистолет, – шептала Ми, – игрушечный.
– Четыре рубля двадцать копеек за пластмассовую дрянь!
– Прости, дорогой…
– Ничего, ничего, – благородно кивал Леня, – просто до сих
пор ты никогда не вела хозяйство надлежащим образом, привыкнешь. Главное –
дисциплина и саморегуляция.
– Конечно, – кивала Милада, – я постараюсь.
Через некоторое время Смолякова родила Настю.
Лена, заходя к подруге, чувствовала себя хуже некуда. Милада
окончательно превратилась в рабыню. Экономный Леня преспокойно заявил жене:
– Раз ты теперь не работаешь и сидишь дома, то вполне можешь
донашивать старые вещи.
Ми лишилась всех радостей жизни. Такие приятные мелочи, как
маникюр, укладка волос, покупка губной помады, не были заложены в бюджет, и
очень скоро Смолякова превратилась в тетку непонятного возраста. Леонид сам
приобретал жене одежду. Он купил ей практичное, «семисезонное» пальтишко из
неснашиваемого драпа с кроличьим воротником, крашенным под норку, тяжелые
кожаные сапоги и здоровенную сумку, этакий ридикюль вне моды. Летом семья
выезжала в деревню, где ютилась в снятом сарайчике, без воды, газа и
канализации.
А еще на Миладу начали сыпаться неприятности. Для начала к
ним с Леней приехала жить его мать, Вероника Григорьевна. Дама мгновенно поняла
характер невестки и принялась командовать. Сына она звала кошачьей кличкой
Марсик, Миладу вообще не принимала в расчет. При каждом удобном и неудобном
случае Ника, закатывая глаза, говорила:
– Другая бы была мне благодарна за то, что я родила такого
великого человека, как Леня. Кандидата наук, необыкновенного сына! Другая бы,
нищая, имеющая ребенка невесть от кого, почитала меня…
Ну и так далее.
К моменту, когда Насте исполнилось два года, Милада стала
напоминать привидение. Она практически перестала разговаривать, скользила тенью
по квартире, кидаясь со всех ног прислуживать мужу и вечно всем недовольной,
злобно-желчной свекрови.
