Окурки здесь полагалось выкидывать в так называемый обрез — нечто среднее между некрупным ведром и большой консервной банкой из-под фруктов. Именно так и поступил парень в летней тельняшке, прежде чем встать, вытянуться во весь рост и ответить на рукопожатие:
— Сергей Чесноков… Товарищ подполковник, вы меня не узнаете?
— Краснознаменный Черноморский флот? — пригляделся Иванов.
— Так точно!
— Август две тысячи восьмого года?
— Так точно, товарищ подполковник! — расплылся в широкой улыбке моряк.
— Тихо ты, Сергей, тихо, тихо! Просто и спокойно — по имени, без должностей и званий…
Михаил Анатольевич приложил к губам палец, потом посмотрел на Проскурина и на Карцева:
— Рекомендую, парни. Наш человек. Он на «Цесаревиче» мне связь по ЗАС
[26]
обеспечивал.
— Да, было дело…
«Цесаревичем», или «Сто пятьдесят восьмым», некоторые моряки называли между собой БДК (большой десантный корабль) «Цезарь Куников», который во время боевых действий против Грузии был флагманом российской группы в Черном море. В некоторых газетах прошла информация, что именно с него тринадцатого августа две тысячи восьмого года высадились морские диверсанты, которые вместе с десантниками в порту Поти потопили несколько грузинских военных катеров, уничтожили оснащение базы и радарные установки, с помощью которых противником проводился контроль акватории.
— Очень приятно!
Несмотря на то что Проскурин и Карцев уже успели не только познакомиться, но и немного поболтать с Сергеем, каждый из них еще раз пожал ему руку:
— Ты теперь кем здесь? Радистом? — поинтересовался Иванов. — Да садись ты, садись! Чего встал?
— Да нет, я тут просто матросом хожу, — ответил Сергей, опускаясь на место. — Радистов на современных торговых судах вообще мало осталось, вся связь на электронике и на автоматике. Сами знаете.
— Жаль. Ты же, насколько я помню, одним из лучших специалистов считался в бригаде?
— Спасибо, товарищ подпол… простите! — Похвала была явно приятна Сергею. — Поэтому меня ведь тогда за вашим подразделением и закрепили.
— Значит, все-таки море не бросил?
— Ну, куда же я денусь.
— И как, нравится?
— Вроде ничего. Платят прилично, и вообще, пока холостой…
— Слушай, я все спросить хотел, — вмешался Проскурин. — Ты чего так обулся? Не жарко тебе?
— Положено, — посмотрел Сергей на свои ноги. — Техника безопасности. Я ведь только перекурить отошел, пока наши там, на палубе, такелажем занимаются. А сейчас опять на кран полезу…
— Ну, давай, моряк, — не стал задерживать его Иванов. — Еще поболтаем, время будет.
Оставшись в курилке со своими людьми, Михаил Анатольевич оглядел их и поинтересовался:
— Что-то вы, товарищи пассажиры, расслабились.
— Командир, он тут начал рассказывать, как они у пиратов в плену…
— Это, Петрович, потом все, потом! А сейчас кто на вахте стоять должен? Как договорились?
— Моя вахта, — признался со вздохом Проскурин, посмотрев на часы.
— Ну, так, давай иди!
— На мостик все-таки решили? — уточнил за приятеля Алексей Карцев. — Или к трапу?
— Поднимайся наверх, Коля, — отдал распоряжение Иванов. — Там вроде и обзор лучше, и вообще… Вахтенный у трапа — лицо корабля! А в таком виде вас даже арабам показывать неприлично.
Действительно, после насыщенного событиями и не слишком комфортного путешествия по пустыне одежда на всех троих выглядела не самым лучшим образом.
— Командир, между прочим, все наши приличные вещи так в гостинице и остались, — напомнил Проскурин. — Переодеваться не во что.
— Ты же сам запретил за ними заезжать, — поддержал его Карцев.
— А у меня там туфли были новые. Носки, трусы, футболки…
— И мой костюм, я его купил совсем недавно. За большие деньги.
— Может, нам это компенсируют как-нибудь, командир?
— Вот, наглецы… Можно подумать, у вас теперь денег мало!
— Денег мы заработали, — вынужден был признать Николай. — Но все равно — обидно.
— Ладно, спишите на боевые потери… — Иванов согнал с лица улыбку: — Дежурим на время стоянки в порту — четыре через восемь, с подменой. В море посмотрим, как получится. Ходовую вахту, наверное, сделаем по восемь часов или по двенадцать. Но ты, Коля, сейчас побрейся хотя бы.
— Есть, товарищ подполковник!
Николай Проскурин по-военному четко приложил руку к воображаемому козырьку, выполнил поворот через плечо и направился строевым шагом в каюту.
//- * * * — //
Здание госпиталя в Хартуме было возведено по проекту архитекторов из Советского Союза и считается одной из городских достопримечательностей.
Впрочем, лежавший на кровати человек со стороны это монументальное строение еще не видел — его доставили в госпиталь без сознания, сразу же положили на операционный стол, двое суток держали в реанимации и только потом перевели в отдельную палату.
Палата считалась одной из самых лучших в госпитале. В свое время именно в ней оправлялся от перенесенных издевательств и пыток суданский гражданин, корреспондент «Аль-Джазиры» по имени Сами аль-Хадж.
Журналист, просидевший без суда в тюрьме Гуантанамо шесть лет, был единственным среди заключенных представителем мировых средств массовой информации, история которого вызвала широкий международный резонанс. Сами аль-Хаджа арестовали еще в две тысячи первом году на границе Афганистана и Пакистана по распоряжению американских военных властей на основании некой «закрытой информации». Никаких официальных обвинений суданцу не предъявили, рассмотрения своего дела американским правосудием он так и не дождался — зато за время нахождения в тюрьме похудел на восемнадцать килограммов, заработав серьезные заболевания печени, почек, сердца, а также расстройство психики…
— Вы меня слушаете?
— Да, конечно, господин полковник…
По телевизору канал «Евроньюс» передавал очередной выпуск экономических новостей. Основные биржевые индексы тряслись как в лихорадке, американский доллар понемногу скатывался вниз, зато цены на золото и серебро демонстрировали постоянный устойчивый рост. Лежащий на кровати человек приподнял руку с пультом и выключил звук:
— Прошу прощения, господин полковник.
— Как вы себя чувствуете, мой друг?
— Все нормально. Врачи обещают выставить меня отсюда через неделю. А может, и раньше.
Пулевое ранение в грудь командир подразделения Группы вмешательства французской жандармерии получил еще в самом начале боевого столкновения с бедуинами и суданцами. По счастливой случайности эта рана оказалось не слишком опасной, так что жизни его теперь ничто не угрожало.
