Потому что если он поклялся Светом — и соврал…
Тогда за что я сражаюсь?
— Будь оно все… — начал я и осекся. Не
проклинать — этому учат в первые же дни после инициации. А вот — почти
сорвался…
Будь оно все. Просто будь.
И тут в дверь позвонили — словно угадали, что
мне сейчас ни к чему оставаться одному.
— Да! — крикнул я через всю комнату, вспомнив,
что дверь не запирал.
Дверь приоткрылась, просунулась голова Ласа.
Мой сосед огляделся, спросил:
— Ничего, не помешал?
— Нормально, входи.
Лас вдвинулся в комнату, огляделся. Сказал:
— Не, у тебя ничего так… только унитаз надо
поставить… Можно еще разок помыться? Сейчас или вечером… мне понравилось.
Я сунул руку в карман, нащупал связку ключей.
Представил себе, как ключи разбухают, расщепляются… И бросил Ласу свеженький
комплект.
— Лови!
— Зачем? — разглядывая ключи, заинтересовался
Лас.
— Мне надо будет уехать. Пользуйся пока.
— Ну вот, только нормальный человек поселился…
— огорчился Лас. — Обидно. Скоро уезжаешь?
— Сейчас, — сказал я. Мне вдруг стало ясно,
как я хочу увидеть Светку и Надю. — Может, еще вернусь.
— А может, и нет?
Я кивнул.
— Обидно, — повторил Лас, приближаясь. — Я тут
у тебя мини-дисковик видел… держи.
Я взял маленький диск.
— «Боевые протезы», — объяснил Лас. — Мой
альбом. Только при женщинах и детях не включай!
— Не стану. — Я повертел диск в руках. —
Спасибо.
— У тебя проблемы? — спросил Лас. — Извини,
если не в свои дела лезу, но вид какой-то больно унылый…
— Да нет, ничего, — встряхнулся я. — По дочке
соскучился. Поеду сейчас… жена с ней на даче, а у меня тут работа…
— Святое дело, — одобрил Лас. — Нельзя ребенка
обделять вниманием. Хотя если мать с ней — это главное.
Я посмотрел на Ласа.
— Мать все-таки главное для ребенка, — с видом
Выготского, Пиаже или иного мэтра детской психологии изрек Лас. — Биологически
так обусловлено. Мы, самцы, все-таки в первую очередь заботимся о самке. А
самка — о детеныше.
* * *
В квартиру Тимура Борисовича меня впустили без
споров. Охранники выглядели вполне нормально и вряд ли имели хоть малейшее
представление о недавних событиях.
Гесер со своим вновь обретенным сыном пили чай
в кабинете. Большом, хотелось даже сказать «обстоятельном» кабинете, с
массивным письменным столом, с кучей всяких забавных безделушек на полках
старинных шкафов. Удивительно, как сходятся их вкусы. Кабинет Тимура Борисовича
удивительно походил на рабочее место его отца.
— Проходи, молодой человек, — улыбнулся мне
Тимур Борисович. — Видишь, все устроилось.
Он покосился на Гесера, добавил:
— Молодой еще, горячий…
— Это точно, — кивнул Гесер. — Что случилось,
Антон?
— Надо поговорить, — сказал я. — Наедине.
Гесер вздохнул, посмотрел на сына. Тот встал:
— Схожу-ка я к своим оболтусам. Нечего им
штаны тут просиживать, найдутся дела.
Тимур Борисович вышел, мы остались наедине с
Гесером.
— Ну, что случилось, Городецкий? — устало
спросил Гесер.
— Мы можем говорить свободно?
— Да.
— Вы не хотели, чтобы ваш сын стал Темным
Иным, — сказал я. — Верно?
— А ты бы хотел видеть свою Надюшку Темной
Волшебницей? — вопросом ответил Гесер.
— Но Тимур неизбежно стал бы Темным, —
продолжал я. — Вам нужно было получить право на его реморализацию. Для этого
Темные, а еще лучше — Инквизиция, должны были запаниковать и совершить какие-то
неправомерные действия в отношении вашего сына…
— Что и произошло, — сказал Гесер. — Так,
Городецкий. Ты хочешь меня в чем-то обвинить?
— Нет, я хочу понять.
— Ты же видел, я клялся Светом. Я не
встречался ранее с Тимуром. Я ничего ему не обещал, не посылал писем. И никого
не привлекал для этих целей.
Нет, Гесер не оправдывался. И не пытался
заморочить меня. Он будто условия задачи излагал — с удовольствием ожидая,
какой же ответ даст ученик.
— Витезславу достаточно было задать еще один
вопрос, — сказал я. — Но, видимо, этот вопрос был слишком человеческим для
него…
Гесер качнул веками, будто репетируя кивок.
— Мать, — сказал я.
— Витезслав когда-то убил свою мать, —
объяснил Гесер. — Не со зла. Он был молодым вампиром и не мог себя
контролировать.
— Кто мать Тимура?
— В досье должно быть имя.
— Там могло стоять какое угодно имя. Написано,
что мать Тимура погибла в конце войны… но я знаю одну женщину-Иную, которая с
того времени пребывала в теле птицы. С точки зрения людей, она умерла.
Гесер молчал.
— Вы действительно не могли его найти раньше?
— спросил я.
— Мы были уверены, что Тимка умер, — тихо
сказал Гесер. — Это Ольга не хотела смириться. И когда ее реабилитировали —
продолжила искать…
— Нашла сына. И дала ему опрометчивое
обещание, — закончил я.
— Женщинам позволено проявлять лишние эмоции,
— сухо сказал Гесер. — Даже самым мудрым женщинам. А мужчины на то и
существуют, чтобы защитить и свою женщину, и своего ребенка. Рационально и
вдумчиво все организовать.
Я кивнул.
— Ты меня осуждаешь? — с любопытством спросил
Гесер. — Антон?
— Кто я такой, чтобы осуждать? — спросил я. —
У меня дочь — Светлая Иная. И я сам не хотел бы отпустить ее во Тьму.
— Спасибо, Антон, — Гесер кивнул и явственно
расслабился. — Рад, что ты это понял.
— Интересно, как далеко вы пошли бы ради сына
и Ольги, — сказал я. — Ведь Светлана что-то почувствовала? Какую-то опасность
для меня?
Гесер пожал плечами:
