— Я всегда так иностранцев встречаю, —
обиженно сказал Лас. — И своих деловых партнеров, и родственников — у меня за
рубежом родня есть… Если они по-русски ни слова — я крупно печатаю имя на их
родном языке, а поменьше — что-нибудь смешное на русском. Например:
«Конференция транссексуалов нетрадиционных ориентации», «Европейский фестиваль
глухонемых музыкантов и исполнителей», «Форум активистов всемирного движения за
полное половое воздержание»… И стою с плакатиком вот так… поворачиваюсь во все
стороны, чтобы все встречающие увидели…
— Когда человек из таможни выходит — уже всему
залу интересно узнать, кто он такой, — невозмутимо пояснил Лас. — При его
появлении все улыбаются, многие аплодируют, свистят, машут руками. Человек-то
все равно не понимает, почему такая реакция! Он видит только то, что все ему
радуются, замечает свое имя — и ко мне. А я плакат быстро свертываю, веду его в
машину. Человек потом всем рассказывает — какие замечательные, дружелюбные люди
в России! Его все встречали улыбками!
— Балда, — с чувством сказал я. — Это человек.
А Сасаки — Иной. Высший Иной, между прочим! Он русского не знает, но смысл
надписей воспринимает на понятийном уровне!
Лас вздохнул и потупился:
— Да понял уже… Ну, если виноват — гоните в
шею!
— Господин Сасаки обиделся? — спросил я. Семен
пожал плечами.
— Когда я все объяснил, то господин Сасаки
изволил долго смеяться, — сообщил Лас.
— Пожалуйста, — попросил я. — Не делай так
больше.
— Вообще?
— Хотя бы с Иными!
— Конечно не стану! — пообещал Лас. — Смысл
шутки теряется.
Я развел руками. Посмотрел на Семена.
— Подожди меня в коридоре, — велел Семен. —
Плакат оставь!
— Вообще-то я коллекцию… — начал было Лас, но
плакат оставил и вышел.
Когда дверь закрылась, Семен усмехнулся, взял
плакат и снова свернул. Сообщил:
— Пройдусь по отделам, повеселю народ… Ты как?
— Ничего, — я откинулся в кресле. — Обживаюсь.
— Высший… — протянул Семен. — Ха… А говорили —
выше головы не прыгнешь. Высший маг… Какую карьеру сделал, Городецкий!
— Семен… я-то тут ни при чем. Так получилось.
— Да знаю, знаю… — Семян встал, прошелся по
кабинету. Маленький конечно кабинет, но все-таки… — Заместитель по кадрам… ха.
Темные теперь станут мутить воду. С тобой и Светланой у нас четверо высших. А у
Дневного, без Саушкина, остался один Завулон…
— Пусть рекрутируют к себе кого-нибудь из
провинции, — сказал я. — Я не против. А то дождемся нового визита Зеркала.
— Мы теперь ученые, — кивнул Семен. — Мы на
ошибках всегда учимся.
Он двинулся к двери, почесывая живот сквозь
линялую футболку — мудрый, добрый, усталый Светлый маг. Мы все становимся
мудрыми и добрыми, когда устаем. У двери остановился, задумчиво посмотрел на
меня:
— Жалко Саушкина. Хороший был парень,
насколько это возможно… для Темного. Ты сам-то сильно переживаешь?
— У меня не было выбора, — сказал я. — И у
него не было… и у меня. Жаль.
Семен кивнул:
— И «Фуаран» жалко…
Костя сгорел в атмосфере через сутки после
своего прыжка на орбиту. Все-таки это оказалась не слишком точная орбита.
И дипломат сгорел вместе с ним. Их держали в
лучах локаторов до последней минуты. Инквизиция требовала организовать запуск
шаттла, подобрать книгу, но для этого не хватило времени.
Что по мне — так и замечательно, что не
хватило.
Возможно он даже был жив, когда на высоте
сотни километров его скафандр начал гореть под огненными поцелуями атмосферы.
Все-таки он был вампир, и кислород для него не так важен, как для обычного
Иного — как и перегрев, и переохлаждение, и прочие прелести космоса,
поджидающие космонавта в легком полетном скафандре. Я не знаю и не стану рыться
в справочниках. Хотя бы потому, что никому не дано узнать, что страшнее —
смерть от удушья, или смерть в огне. Ведь никто не умирает дважды — даже
вампиры.
«Смотри, я страшный бессмертный вампир! Я умею
превращаться в волков и летучих мышей! Я летаю!»
Семен вышел, не сказав больше ни слова, а я
долго сидел и смотрел в окно — на чистое безоблачное небо. Небо не для нас.
Нам не дано летать.
И все что мы можем — это постараться не падать.
Июль 2002 — июль 2003 гг
