Марлы.
О, а Марла снова смотрит на меня, резко выделяясь на фоне
мозговых паразитов.
Лгунья.
Симулянтка.
Марла фальшивка. И ты фальшивка. Все вокруг такие: и когда
они бьются в конвульсиях от боли, и когда падают с лающим кашлем, и когда
джинсы их промокают до синевы в промежности, — все это лишь большой
розыгрыш.
Сегодня вечером направленная медитация вдруг ни к чему меня
не приводит. За каждой из семи дверей дворца, — зеленой, оранжевой, —
Марла. Синяя дверь, — и там Марла. Лгунья. Во время направленного
созерцания в пещере с животным, которое мне покровительствует, мое животное —
Марла. Марла, курящая сигарету, закатывающая глаза. Лгунья. Темные волосы и
французский припухший рот. Симулянтка. Смуглокожие мягкие итальянские губы.
Тебе не спастись.
Клоуи была подлинной.
Клоуи была похожа на скелет Джоан Митчелл, который вынужден
мило улыбаться гостям на вечеринке. Представьте себе, как этот скелет по имени
Клоуи, размером с букашку, бежит сломя голову через тоннели и склепы своих
внутренностей, той ночью, в два часа. Ее пульс визжит сиреной, предвещая:
«Приготовиться к смерти — десять, девять, восемь секунд. Смерть состоится через
семь, шесть…» Посреди ночи Клоуи несется по лабиринту собственных опадающих вен
и рвущихся сосудов, источающих горячую лимфу. Нервы проводкой пронизывают
ткань. Гнойники набухают в ткани вокруг Клоуи, как горячие белые жемчужины.
Визгливый сигнал оповещения: приготовиться к эвакуации из
кишечника, осталось десять, девять, восемь, семь…
Приготовиться к отлету души, осталось десять, девять,
восемь…
Клоуи шлепает по лужам почечной жидкости, выброшенной из
отказавших почек.
Смерть состоится через пять…
Пять, четыре…
Четыре…
Где-то рядом аэрозоль паразитической жизни красит ее сердце.
Четыре, три…
Три, две…
Клоуи карабкается, цепляясь руками за стынущий покров
собственной глотки.
Смерть должна состояться через три, две…
Сияние луны за щелью открытого рта.
Так, приготовиться к последнему вздоху.
Эвакуация…
Немедленно!
Душа чиста от тела.
Немедленно!
Смерть состоялась.
Немедленно!
О, это должно быть так сладко, — мои руки по-прежнему
помнят горячие всхлипы Клоуи, а она сама лежит где-то и мертва.
Но нет же, на меня пялится Марла.
В направленной медитации я протягиваю руки, чтобы получить
свое внутреннее дитя, а дитя это — Марла, курящая сигарету. Никакого белого
шара исцеляющего света. Лгунья. Никаких чакр. Представьте чакры, как они
раскрываются, подобно цветкам, и в центре каждого цветка — медленный взрыв
сладкого сияния.
Лгунья.
Мои чакры остаются закрытыми.
Когда медитация окончена, все потягиваются, встряхивают
головами и помогают друг другу подняться, готовясь. Терапевтический физический
контакт. Перед объятьями я делаю три шага, чтобы стать напротив Марлы. Она
разглядывает мое лицо, а я высматриваю за ее спиной человека, который даст
сигнал.
«Давайте каждый из нас», — доносится сигнал, —
«Обнимет ближнего».
Мои руки резко смыкаются вокруг Марлы.
«Выберите кого-нибудь особенного для вас на сегодняшний
вечер».
Руки Марлы с сигаретой пришпилены к ее талии.
«Расскажите этому человеку о своих ощущениях».
У Марлы нет рака яичек. У Марлы нет туберкулеза. Она не
умирает. Ну ладно, по всякой заумной высокодуховной философии мы все умираем,
но Марла не умирает так, как умирала Клоуи.
Доносится реплика: «Поделитесь собой».
Так что, Марла, как тебе плоды твоих рук?
«Поделитесь собой полностью».
Так что, Марла, убирайся! Убирайся! Убирайся!
«Давайте, поплачьте, если вам нужно».
Марла пялится на меня. У нее карие глаза. Припухшие мочки
ушей вокруг дырочек, сережек нет. На потрескавшихся губах шелушится кожа.
«Давайте, поплачьте».
— Ты тоже не умираешь, — говорит Марла.
Вокруг нас стоят всхлипывающие пары облокотившихся друг на
друга.
— Разоблачить меня — валяй, — говорит
Марла. — А я разоблачу тебя.
«Тогда мы можем поделить группы», — говорю я. Пусть
Марле достанутся костная болезнь, мозговые паразиты и туберкулез. Я возьму рак
яичек, кровяных паразитов и органические поражения мозга. Марла говорит:
— А как насчет прогрессирующего рака желудка?
Девочка неплохо осведомлена.
Мы можем поделить рак желудка. Она получит первое и третье
воскресенье каждого месяца.
— Нет, — говорит Марла. Нет, ты ей подай все это.
Рак, паразитов. Глаза Марлы сужаются. Она не ожидала, что сможет получать такие
восхитительные чувства. Она наконец-то ощутила себя живой. Ее лицо просияло. За
всю свою жизнь Марла ни разу не видела мертвеца. У нее не было настоящего
понятия о жизни, потому что не хватало контраста для сравнения. О, но теперь у
нее под рукой были и умирание, и смерть, и утраты, и горе. Содрогания и плач,
ужас и жалость. Теперь, когда она знает, к чему мы все придем, Марла полноценно
ощущает бег каждого мига своей жизни.
Нет, она не уйдет ни из какой группы.
— Ни за что! Чтобы жизнь ощущалась как раньше? —
говорит Марла. — Одно время я даже помогала на похоронах, чтобы хорошо
себя чувствовать просто из-за того, что дышу. Ну и что с того, если я не могу
найти работу или что-то там.
«Так возвращайся, ходи по похоронам», — говорю.
— Похороны — ничто по сравнению с этим, — отвечает
Марла. — Похороны — абстрактная церемония. А здесь, — здесь
по-настоящему познаешь смерть.
Пары вокруг нас вытирают слезы, шмыгают, хлопают по спинам и
отпускают друг друга.
«Мы не можем ходить сюда вдвоем», — говорю ей.
— Так не ходи, — «Мне это нужно».
— Так ходи на похороны.
Все вокруг разделились и берутся за руки для сближающей
молитвы. Я отпускаю Марлу.
— Давно ты сюда ходишь? — Сближающая молитва. «Два
года». Мужчина из кольца молящихся берет меня за руку. Другой берет за руку
Марлу. Когда начинаются такие молитвы, мое дыхание обычно срывается. О,
благослови нас! О, благослови нас в нашем гневе и страхе!
