— А ну покажь! — приказал Михаил Симеонович и, осмотрев действительно покрасневшие ладони, вынес вердикт: — Сейчас к банщику пошлю, он тебе ладошки враз вылечит.
— Это хорошо, — в предвкушении блаженства зажмурился Норманн, — месяц толком не мылся.
— Слух пошел, якобы ты свейскому королю голову срубил? — осторожно спросил постельничий.
— За мной только смертельная стрела, а голову без меня сняли да на шест насадили.
— Многих врагов побили? — продолжал допытываться Михаил Симеонович.
— Всю дружину под корень, да более тысячи ополченцев, — равнодушно ответил Норманн. — Уцелевших посадили на корабли, расселим по деревням.
— К полону добавим, — тут же нашелся постельничий, — порадуем вдовых баб с незамужними девками. — Затем, немного помявшись, тихо спросил: — Почему сам-один вернулся? Воеводу с княжичами бросил? Или поругались там?
— Для ругани нет причин. Почти вся дружина ушла в Упсалу, нельзя оставлять без надзора королевский трон.
— Кому земли отдашь? — насторожился Михаил Симеонович.
— Продам Дитриху фон Альтенбургу, — усмехнулся Норманн.
— Какого лешего сюда вернулся! — закричал постельничий. — Твое место там, на завоеванных землях!
— Да не волнуйся так, умышленно сбежал подальше от тевтонцев. Хочу сделку до апреля затянуть.
— Зачем? — еще больше рассердился заботливый ближник. — За зиму свейские земли не подорожают! Или тебе деньги девать некуда?
— Хочу по последнему снегу вывести зимнюю добычу через перевал Умбугтен.
Постельничий с минуту переварил слова Норманна, затем пустился в пляс. По-видимому, плюсы получились очень большими, иначе столь важный и сдержанный человек не стал бы скакать молодым козликом.
— Ай да князь! Ай да молодец-удалец! Всех объегорил да перехитрил! — кружась и притопывая, запел Михаил Симеонович.
Искренняя радость задела Норманна, ему стало неловко, ибо идея с вывозом зимней добычи принадлежала не ему, а Ульфору. С трудом сдерживая желание одернуть постельничего, он зашипел:
— Ты бы радовался потише, ненароком чужое ухо приманишь, и конец всей затее.
— Хорошо, хорошо, — возвращаясь на место, ответил Михаил Симеонович. — Сейчас твоему батюшке весточку отпишу да с нарочным отправлю.
— Совсем сбрендил? — возмущенно воскликнул князь. — Вдруг письмо попадет в чужие руки!
— Того не бойся! — небрежно отмахнулся постельничий. — Купеческая переписка отродясь ведется тайными знаками.
«Ну вот, вскоре заставят криптографию изучать!» — недовольно пробурчал Норманн, выбирая халат для похода в баню. Странное сейчас стояло время: прислуга парилась дружной ватажкой, невзирая на пол, и пробежаться голышом туда-сюда не считалось постыдным. Первое время привезенные из Любека немцы чуть ли в обморок не падали от подобного зрелища, а сейчас не то что обвыкли, сами так стали поступать. А Норманн не мог пересилить себя и ходил в баню в домашней одежде. Получив от шахиншаха роскошные одежды, быстро придумал для халата с шароварами новое назначение. Взгляд зацепился за шитый золотыми дракончиками китайский подарок. Вот и чудненько. Слуга привычно выставил в рядок остроносые шлепки, на этот раз приглянулись шитые жемчугом. Для полного комфорта не хватало только махрового полотенца.
Что за таинственные превращения происходят с человеком в бане? Казалось бы, простейшее, даже примитивное действие — распаренное тело обработали веничком, в завершение вылили пару ушатов холодной воды, и готово. Ан нет, на выходе возникло непередаваемое ощущение чистоты и легкости. За полтора часа каждая мышца словно напиталась энергией. Норманн уселся в плетеное кресло, слуги тут же водрузили на стол шипящий паром самовар и через минуту подали князю чашку ароматного чая с лимоном. Еще одна тайна времени: для Новгорода цитрусовые не являлись диковинкой, греческие апельсины с мандаринами завозились трижды за год, а лимоны поступали круглогодично. Правда, не желтые, а по-лягушачьи зеленые, и шли они не в чай, а приправой к мясу или в солянку.
Горячий чай мгновенно выбил на лбу испарину, Норманн откинулся в кресле и несколько минут бесцельно смотрел в голубое небо. Летящие по своим делам чайки заметили одиноко парящего сокола и злобной толпой ринулись в атаку. Вытворив невероятный пируэт, разбойник ловко перевернулся и цапнул ближайшую чайку когтями за грудь. Белокрылые хулиганки прыснули в разные стороны, а победитель широкими кругами вернулся на прежнюю позицию.
— Прости, Андрей Федорович, дело срочное, — на балкон неуверенно вошли Конч и Кивач.
Интересная трансформация поведения! Раньше были чуть ли не запанибрата — все же правители местных земель, не так давно позволили Норманну жить рядом с ними, и вдруг робость.
— Устраивайтесь! — радушно пригласил он. — Выбирайте удобные кресла и делитесь последними новостями.
Оба робко, бочком, обошли расстеленный на полу шелковый ковер и примостились на стоящих с противоположной стороны креслах.
— Вот, посольство вернулось, — тихонько кашлянув в кулак, произнес Кивач.
— Как родственное племя живет? В чем терпят нужду? Чем могут с нами поделиться? — с интересом спросил Норманн.
— Плохо живут, — собравшись с духом, заговорил Конч, — соседи бессовестно обирают.
Что-то не так, было бы плохо, Яков Пургас давно бы ушел под защиту Рязани или Суздаля. Смена «крыши» никак не могла повлиять на личное благополучие мордвинского царя. Учитывая плодородные земли, стабильные урожаи пшеницы и развитое скотоводство, мордва имела все шансы столкнуть оба княжества лбами и выторговать выгодные для себя условия. Норманн сочувственно покачал головой и невинно поинтересовался:
— Царю требуется моя помощь?
— Да! — почти хором воскликнули оба.
— Не беда, помогу, — с наигранной серьезностью ответил князь. — Кто конкретно притесняет ваших родственников?
— Тут такое дело, — Кивач почесал бороду, — еще дед нынешнего царя заключил с половцами договор о защите. Мишари защищали царство от набегов булгар или русских, за что каждую осень присылали башафаров.
Вот ситуация и прояснилась — мордвины остались без «крыши»! Хан Увек убит, мишари ушли на юг, а собственного войска у Якова Пургаса нет. Соседи не упустили шанса поживиться на халяву. Кстати, у татаро-монголов сборщик дани назывался башафаром, а баскаки
[17]
были в Европе и на Руси. Дружная нелюбовь к этой публике простиралась от Волги до Гибралтара. Откупщики собирали денежки в свой карман, отдавая правителю только заранее оговоренную сумму.
— Помогу, как не помочь родне, — заговорил Великий князь с показной задумчивостью. — Посылайте самую быструю лодку в крепость на Терском волоке. Мой приказ Смельдуру срочно прибыть с дюжиной драккаров.
