– Но позвольте!
– Прошу вас, дослушайте до конца, – мягко сказал
Алексей Сергеевич с тем же, уже невыносимым превосходством. – Вы впервые
услышали такое, вы никогда прежде с подобным не сталкивались, отсюда и
впечатление, будто дела обстоят столь серьезно… На самом деле, поверьте
человеку сведущему, подобная болтовня в Петербурге не редкость. Заговоры вроде
описанного вами, иной раз тянутся годы, годы и годы… Я полагаюсь на вашу честь
и потому доверю вам кое-какие секреты, известные мне по службе. Вот уже добрых
два десятка лет, после возвращения армии из походов против покойного Наполеона,
в гвардии, вообще в среде знатной молодежи имеет место быть, я бы выразился, брожение.
Произносятся громогласные речи против самодержца, во славу свободы на
европейский манер, звучат даже разговоры о мятеже, цареубийстве – но всерьез
это может принять лишь неискушенный молодой провинциал, который с таким
столкнулся впервые. А я-то – я прекрасно знаю всю долгую и совершенно
бесплодную историю череды этих тайных обществ, союзов и прочих комплотов… Я вас
уверяю, всякий раз дело кончалось, как выражаются мужики, пшиком. Проходил год
за годом, а громовые витийствования так и не обращались не то что в реальные
дела, а и в реальные замыслы. Одна только воодушевленная болтовня. Можно
сказать, сменилось несколько поколений этих грозных заговорщиков. Одни взрослели
и теряли интерес к подобным игрищам, другие благополучно выходили в отставку,
третьи одумывались. Им на смену приходили другие, а там и третьи, и все
продолжалось на прежний манер: пустые умствования, бесплодное сотрясание
воздуха, постепенный отход «старичков» и появление новых энтузиастов, которые,
в свою очередь, проходили тот же путь… Признаюсь вам по секрету: кое-что нам
все же известно. Наше учреждение пристально наблюдает за этими «союзами»,
некоторые из названных вами фамилий мне известны как раз в этом качестве… но я
не вижу никаких оснований для беспокойства. Затянувшаяся на двадцать лет пустая
говорильня, и не более того. Так что вы излишне беспокойны…
– Но покушение…
– Дорогой корнет, кто-то над вами прежестоко подшутил.
Точнее, хотел произвести впечатление. Понимаете ли, этим господам надоело
вариться в собственном соку, быть тайным обществом. Всегда найдутся фанфароны и
позеры, которые захотят произвести впечатление на свежего человека, представить
себя не пустым болтуном, а членом жуткого, страшного, всемогущего и
всепроникающего тайного общества, которое вот-вот захватит власть в империи,
истребит «тирана», перевернет мир, небо и землю… Над вами подшутили… точнее,
ваш собеседник пытался придать себе мнимую значимость. Нас, старых петербуржцев,
на подобную приманку ни за что не поймаешь, мы-то знаем цену этим пустым
говорунам. А вот вы, наивный провинциал, приняли все всерьез…
– Но позвольте… – в растерянности промямлила
Ольга. – У меня самые достоверные сведения…
– У вас лишь россказни … – покровительственным тоном
опытного доктора поправил Алексей Сергеевич. – И не более того. Тот, кто
вам все это наплел, совершенно не заботился и о тени правдоподобия. Нет никого
более далекого от всех этих заговоров, чем, к примеру, камергер Вязинский и
полковник Кестель. Да, они господа… несколько своеобразные: отъявленные
карьеристы, достаточно неприятные люди, признаю… но как раз они никогда не были
замечены в связях с заговорщиками. Они чересчур трезвы и прагматичны, чтобы
тратить время на общение с гвардейскими сотрясателями воздуха… И уж ни в какие
ворота не лезет упоминание о Вистенгофе, будто бы готовом совершить покушение
на императора. Полковник Вистенгоф слишком на виду, его образ мыслей, его жизнь
прекрасно известны… Этот ваш неизвестный шутник, кстати замечу, определенно
перегнул палку. Болтать такое о тех же Вязинском и Кестеле – определенно дурной
вкус. Ну, а уверение, будто Вистенгоф – будущий цареубийца, вообще выходит за
рамки порядочности. Я бы вам советовал немедленно прервать знакомство с этим
субъектом и впредь его не поддерживать. Его болтовня дурно пахнет, крайне
дурно…
– И что же мне делать?
– Меньше обращать внимание на шутников. И рвать
отношения с теми из них, кто несет подобную околесицу, клевеща на честных
людей…
– Итак, вы не верите?
– Нисколько, – с извиняющейся улыбкой сказал
Алексей Сергеевич. – Ваш провинциализм и повышенная впечатлительность
сыграли с вами злую шутку. Впредь относитесь к петербургским болтунам
критичнее…
Ольга открыла было рот… и не произнесла ни слова. Ей стало
ясно, что она оказалась в положении вдребезги проигравшегося игрока. Решительно
невозможно было рассказать, каким образом она сумела все это узнать: заподозрит
в безудержном фантазировании, а то и умопомрачении… Все оказалось бесполезно.
Он ей не поверит… и никто не поверит. Тупик, корнет, и карта ваша бита…
– Ну что же, Алексей Сергеевич, – сказала она,
медленно вставая. – Спасибо, что выслушали… Впредь буду осмотрительнее в
знакомствах и критичнее в суждениях…
– Олег Петрович, дорогой! – воскликнул поэт с
неподдельной заботой. – Я бы не хотел, чтобы вы уходили с тяжелым сердцем…
– Ну что вы, – сказала Ольга грустно. –
Наоборот, я вам весьма благодарен за урок житейской мудрости…
Она и сама не помнила, как прошла мимо Семена, как вышла из
дома, – просто оказалось, что в один прекрасный момент она уже стоит у
высоких перил, опершись на них и бездумно глядя на спокойную, почти стоячую
воду канала. И с величайшим трудом удерживается, чтобы не заплакать, – все
же в иных случаях с женской натурой ничего нельзя было поделать, слезы так и
наворачивались на глаза.
На любую помощь со стороны, стало быть, рассчитывать нечего.
Уж если он отнесся насмешливо и недоверчиво, не стоит искать понимания и веры у
кого бы то ни было другого.
А меж тем уже послезавтра на маневрах в Ропше…
На миг она содрогнулась от тоскливого бессилия, но тут же
упрямо сжала губы – это не поражение и даже не проигрыш, поскольку ничего еще
не решено и то, чему предстоит случиться, пока что не случилось. В конце
концов, главной проблемой для нее был не монстр из преисподней, не Сатана, а
всего-навсего обычный полковник с кинжалом под мундиром, к тому же прекрасно ей
известный – а это уже вселяло определенные надежды. И никак не годилось
раскисать подобно обыкновенной кисейной барышне…
Рядом раздался приятный, ровный мужской голос:
– Ольга Ивановна…
Она резко обернулась. Бок о бок с ней у фасонных, затейливых
чугунных перил стоял человек лет пятидесяти, благожелательно ей улыбавшийся.
Судя по виду, он был из общества: изящный синий фрак со светлыми пуговицами,
крахмальная сорочка, безукоризненный цилиндр, Анна на шее… Румяное приветливое
лицо с седыми бакенбардами – на первый взгляд, благодушный добряк, душа
компании, исправный чиновник и добропорядочный отец семейства…
– В чем дело? – холодно спросила Ольга. –
Любезный, вы не с ума ли сбрендили – называть гусарского офицера женским
именем?!
Перегнуть палку она не боялась – гусару должна быть
свойственна некоторая бесцеремонность в обращении со статскими… особенно с такими.
Знавшими то, что им знать не полагалось. Неприятная ситуация…
