— Рафи, милый, — Пен вытерла затуманенные слезами глаза, — не надо переживать все снова! Вот выздоровеешь, тогда и начнешь… — Она испуганно осеклась, потому что Дитко с суровой категоричностью закачал головой.
— Нет, я хочу знать, где был и что делал. Нельзя же просто встать с постели, зевнуть, потянуться и жить дальше, словно ничего не произошло. Только не после двух лет духовного рабства!
— Так в любом случае не выйдет, — проговорил я, чувствуя себя полным ублюдком из-за того, что обрываю крылья его надежде, не позволяя ей взлететь и разбиться вдребезги. — В смысле, жить, словно ничего не произошло. Рафи, ты же здесь не добровольно, а помещен на принудительное лечение. Выбраться отсюда — дело не минутное, придется убедить множество людей, что ты снова в здравом уме.
Пен взглянула на меня так свирепо, словно все это придумал я.
— Фикс… никогда не был сумасшедшим… — проговорила она, выдавая себя с головой, потому что от слез голос превратился в дрожащий писк. — Сам же прекрасно знаешь!
— Да, — согласился я, — знаю. Только мои знания совершенно не важны! Рафи держат здесь не потому, что кто-то определил у него психическое расстройство, а потому, что одержимость демоном не имеет юридического статуса, и потому что нельзя позволять Асмодею гулять на свободе и отдаваться любимым занятиям: нанесению увечий, убийствам и пыткам. Мы сделали то, что должны были, но, к сожалению, вернуться к прежнему положению вещей очень нелегко.
Пен встала и, сжав кулаки, повернулась ко мне. На секунду показалось, что я для нее враг, воплощение абсурда и лицемерных препон, которые сначала упрятали Дитко в больницу, а теперь собрались держать его здесь до самой смерти.
— Мы с Рафи хотим побыть наедине, — многозначительно сказала она.
Я поднял руки: ладно, ладно, мол, успокойся, и двинулся к двери.
— Фикс, подожди!
Когда я обернулся, Рафи смотрел на пол, вернее, пригвоздил взгляд к серым плитам и заглядывал себе в душу, пытаясь отыскать текст следующей фразы. Так или иначе, именно на этом сосредоточилось все его внимание.
— Ну что? — резковато спросил я, целиком и полностью солидарный с Пен: мне действительно хотелось уйти. Хотелось оставить их одних, пусть себе находят общий знаменатель после двух лет, в течение которых у Пен была нормальная жизнь, а у Рафи — обитая войлоком палата. А еще больше, прямо-таки страстно, хотелось сбежать подальше, прежде чем речь зайдет о Дилане.
— Я ведь еще… не вернулся к прежнему состоянию… — Повисла долгая страшная пауза.
Только я собрался попросить перевод непонятной фразы, как Рафи пронзил меня таким взглядом, что слова испуганно застыли в горле.
— Асмодей до сих пор здесь. Какая-то часть его… Он не просто встал и ушел. Скорее… ослабил давление, чтобы приложиться в другом месте. Но я по-прежнему чувствую его, а он — меня. Мы до сих пор соединены.
— Нет! — Протестующий вопль Пен очень напоминал стон. Ни я, ни Рафи на этот несчастный сиротливый звук не откликнулись.
— Может, у тебя появляется лазейка, — неуверенно проговорил я. — Может, кому-то стоит провести полную эктомию? В смысле демоноэктомию. Раз Асмодей ослабил хватку…
— Кому-то, — перебил Рафи. — Но не тебе?
— Похоже, ты ничего не помнишь, — мрачно решил я. — Если бы помнил, то не спрашивал бы. Рафи, я один раз попробовал и напортачил, страшно напортачил. Именно поэтому ваши души переплелись в любовных объятиях.
— Это не единственная причина. Если уж на то пошло, вызвал демона я.
Вопреки собственному желанию, я почувствовал, как просыпается болезненное любопытство. Меня всегда интересовало, чего именно пытался добиться в ту ночь Дитко.
— Так ты искал именно Асмодея? Это не было случайностью?
Рафи рассмеялся — в смехе отчетливо слышались нотки безумия.
— Случайность? Случайностью было то, что я ослабил бдительность. А если прикуриваешь от паяльной лампы и сжигаешь себе брови, случайностью это не считается. Фикс, я охотился именно на Асмодея. В книгах говорилось: он один из могущественнейших демонов ада и один из старейших. Связываться с пузатой мелочью казалось бессмысленным: я хотел получить знания, и как можно скорее. Так что в случившемся я тебя не виню. Я виню себя и буду благодарен за любую помощь.
— Нет, — покачал головой я, — тебе нужен кто-то поосторожнее, поудачливее и поувереннее.
Называйте это трусостью, угрызениями совести или как угодно еще, но «да минует меня чаша сия». Однажды я уже навредил Рафи, и не прощу себя, если сделаю это снова.
— У тебя есть кто-то на примете?
Я подумал о Джулиет.
— Да, возможно. Попрошу одну знакомую прийти и хотя бы проконсультировать нас.
Улыбка Рафи получилась, мягко говоря, неубедительной.
— Спасибо, Фикс, ты молоток.
— Да уж, убойный, — вяло парировал я.
Глаза Пен до сих пор метали молнии, дротики и добела раскаленные стрелы: им с Дитко нужно было столько наверстать, что мне явно следовало дождаться своей очереди. Я вышел в коридор, где поджидал Уэбб, задумавший поймать меня горяченьким. Неподалеку маячил медбрат, по-видимому, на случай, если начну буйствовать, и меня потребуется успокоить.
— У вас напряженный вид, — объявил я. — Что-то не так?
— Кастор, я должен четко понимать, в чем именно здесь дело! — рявкнул доктор: мой сочувственный тон нисколько его не успокоил.
— Похоже на чудесное выздоровление.
— Вы действительно так считаете?
— Трудно сказать, — уклончиво ответил я. — А как считаете вы?
— Считаю, что Дитко — ну, или тот, кто в него вселился, — затеял новую игру. Это уже не первый такой случай. Я позвонил профессору Малбридж.
Вот так новость, не хуже семи кубиков льда внутривенно!
— Вы не имели права… — начал было я, но Уэбб разошелся не на шутку и останавливаться не собирался.
— Я имею полное право обратиться к коллеге, — перебил он. — Профессор Малбридж — признанный эксперт в этой области.
— Какой еще области? — поддел я. — Метаморфической онтологии? А у Рафи вы определили шизофрению! Теперь склоняетесь к другому диагнозу?
— Нам обоим известно…
— Известно нам лишь то, что вы спите и видите, как бы избавиться от Рафи! — заорал я, пытаясь перекричать говорившего на повышенных тонах доктора. — Вы на все ради этого готовы! А сейчас сказать, что ему нужны спецусловия, куда легче и быстрее, чем провести дополнительное обследование или независимую экспертизу!
— Дитко действительно нужны спецусловия! — орал в ответ Уэбб. — Он представляет серьезную опасность для всех, кто оказывается рядом.
— Так было на прошлой неделе! — едва не рычал я. — Только начните заигрывать с Дженной-Джейн Малбридж, и, обещаю, вам придется объяснять на суде, когда именно изменилось ваше профессиональное мнение о Рафаэле Дитко и почему вы не в состоянии признаться в этом его родственникам и друзьям.
