— Зачем тебе волосы? — поинтересовался Пол, и на темном лице мелькнуло что-то похожее на отвращение.
— Приманка для идиотов, — мрачно отозвался я.
Гадливость Пола — ничто по сравнению с моей. Я-то знал правду и дал себе слово: приманку использую лишь в крайнем случае, только если остальные попытки провалятся. При нормальном раскладе до волос Рафи вообще не дойдет. Приманка может сработать лишь в конкретный временной отрезок, поэтому вояж в больницу Стенджера скорее всего окажется бессмысленным.
Я еще трижды повторил имеющиеся аргументы, но легче не стало ни на чуть.
Спрятав ножницы в карман, я обмотал прядь вокруг безымянного пальца: так точно не потеряю. Затем, сильно смущаясь — стоящий за спиной Пол буквально прожигал взглядом, — сел по-турецки на пол, наклонил голову, закрыл глаза и начал тихо насвистывать.
Без вистла, конечно, работать тяжело, но вполне реально. Однажды, когда Джулиет еще не взялась за ум, убивала направо и налево и пыталась сожрать мое тело и душу, я вырвался из лап смерти (вообще-то это были не лапы, только зацикливаться на мелочах совершенно ни к чему), отбивая ритм пальцами одной руки. Все, что делают изгоняющие нечисть, — это метафора — зрительная, звуковая и черт знает какая еще — неведомого действа, происходящего на задворках нашего сознания. Рамки и границы мы устанавливаем себе сами.
Мелодия, которую я насвистывал, имеет множество названий, одно из них — «Рубаха-парень». Это разбойничья баллада, сложенная чуть ли не в восемнадцатом веке, и слова у нее грустные, с драматичным финалом. А мелодия очень красивая и вроде бы неплохо сочеталась с моими намерениями.
Когда Асмодей вселился в Дитко, мне не удалось как следует его прочувствовать. Именно поэтому я потерпел полный крах и накрепко привязал душу Рафи к демону. Однако с тех пор я сотни раз играл на вистле в этой камере, в основном, чтобы усыпить Асмодея и подарить другу хоть несколько часов свободы от ада, на который собственноручно его обрек. За это время я успел познакомиться с демоном поближе. Его образ отпечатался в моем сознании, передался пальцам и трансформировался в мелодию.
Малейшая попытка вызывания — я буквально галопом пробежался по сложной процедуре — и демон тут же отреагировал. Слабо, чуть ощутимо, но отреагировал, и я тотчас изменил тональность и ритм. Оборвать мелодию я не мог, зато мог ослабить напряжение, словно рыбак, ослабляющий лесу, чтобы рыба сорвалась с крючка и уплыла. Встречаться с Асмодеем в тесной палате не хотелось, совершенно не хотелось. Хотелось лишь убедиться, что демон здесь, и, хотя основная часть его естества застряла в холодных камнях церкви святого Михаила, какой-то кусочек находится в душе Рафаэля Дитко.
Желаемого я добился и даже Рафи не разбудил. Позволив тишине поглотить мелодию, я стоял и морщился от резкой боли в ноге. Похоже, там синяки, появившиеся, вероятно, когда Гвиллем и К0 швырнули мое бесчувственное тело на склад.
Дитко открыл глаза. Пару секунд они казались расфокусированными или же были сфокусированы не на мне, а на каком-то образе из сна, который досматривал Рафи. Затем он мигнул, и на лице появилось более осмысленное выражение.
— Фикс… — сипло пробормотал он.
— Привет, Рафи!
— Вот так ерунда! Я только что с тобой разговаривал.
— Неужели?
— Наверное, приснилось. Все в порядке?
— Да, Рафи, все отлично.
Он снова закрыл глаза, и секундой позже, услышав мерное дыхание, я понял, что он спит.
— Спасибо, Пол, — проговорил я, обернувшись к дородному медбрату, который наблюдал за мной с каким-то мрачным очарованием.
— Это все? Получил, что хотел?
— Более или менее. У тебя есть сотовый?
— Конечно.
— Не одолжишь?
— Да бери… только он без наворотов.
Опустив в карман свою огромную ладонь, он достал маленький серебристый аппаратик, который запросто мог носить как сережку. Я взял его, проверил заряд батареи и опустил в карман.
— Еще зажигалку, — потребовал я.
Медбрат тяжело вздохнул — неужели откажется? — но все-таки сделал, как я просил. Я оценивающе на него посмотрел.
— Хочешь, запру в палате, чтобы ты походил на жертву, а не на участника сговора?
— Валяй, — махнул рукой Пол. — Хотя, если честно, я давно подумывал о поисках новой работы. Такой, где не пришлось бы глотать столько дерьма… Береги себя, Кастор!
— Спасибо, Пол. За мной должок.
— Да, уж, причем крупный. Назови паб, в котором часто бываешь, и я как-нибудь приду за расплатой.
— Ну, скорее всего это «Иерусалим» на Бриттон-стрит.
— Договорились, там и встретимся.
Я вышел из палаты, не забыв закатить коробку с пленкой под койку Рафи: пусть думают, что посылку я все-таки доставил. Воистину, ложь входит в привычку, как и любое другое регулярное действие.
Главное — вовремя остановиться.
21
Бешеная езда на мотоцикле по ночному городу начисто отшибает все мысли. Пожалуй, именно в этом ее основная прелесть. Стоит отключить сознание дольше, чем на секунду, — и дело, вероятно, закончится объятиями с какой-нибудь стеной, да такими крепкими, что лихого водителя иначе чем скребком не отдерешь.
Меня это не останавливало. Я находился в странном состоянии духа — заряженности на битву, которая могла либо уже отгреметь, либо не состояться вообще. Если Фанке, не теряя времени даром, завершил ритуал вызывания, то душу Эбби подожгли, как спичку, дабы осветить приход Асмодея в мир людей после двух незапланированных остановок в Рафи Дитко и церкви святого Михаила. Или же, если Антон собрал свою компанию в святом Михаиле, но был остановлен Гвиллемом и его мохнатыми братьями по вере, то сатанисты, наверное, мертвы — это плюс, но дух Эбби изгнан людьми, считающими себя героями-спасителями — это минус. Так или иначе, девочку я не уберег, а сдержать данное Пису обещание казалось не реальнее, чем распутать все загадки в песнях Боба Дилана.
Микроскопический шанс появлялся у меня лишь в случае, если Фанке еще не начал вторую часть ритуала, а орден Anathemata не выяснил, где его будут справлять. Оставалось уповать на то, что логистика сатанизма сложнее, чем кажется на первый взгляд, и на то, что я отключился, прежде чем неведомое лекарство Гвиллема развязало мне язык.
Сначала я проехал мимо святого Михаила, чтобы оглядеть церковь, не скомпрометировав себя. Ни света в окнах, ни других признаков жизни… Вариантов несколько: либо забава уже закончилась, либо еще не началась, либо Фанке предпочитает работать в темноте, что в принципе вполне объяснимо.
Пролетев три квартала, я бросил мотоцикл и вернулся к церкви пешком, сжимая одной рукой коробки с пленкой, а другой, опущенной в карман кожаной куртки, — рукоять пистолета. Отчаяние могло окончательно подточить решимость, поэтому я старался превратить эмоции в гнев, что, в свою очередь, мешало строить планы и трезво оценивать ситуацию.