И издалека следил за деятельностью своей компании. Вот почему я отправился на вокзал Ватерлоо и сел на утренний поезд в Солсбери.
Когда я оказался в его доме — прекрасной новой вилле на Мэнор-роуд, роскошной для приходского священника, но скромной для владельца компании, — и он распорядился подать мне чай, я сразу приступил к своей истории. В притворстве нужды не было. Поступить так с таким достойным человеком — ему тогда, видимо, было сорок с небольшим, и на его фигуре только-только начинали сказываться последствия беспечной жизни — казалось неблаговидным. К тому же в поезде, глядя на проплывающие мимо уилширские пейзажи, я отрепетировал способы приступить к теме, не приступая к ней, если вы понимаете, о чем я, и не выбрал ни единого. Я не сумел придумать, как сформулировать вопросы так, чтобы получить нужные мне ответы, избегая уточнений.
А потому я объяснил, что пишу биографию Рейвенсклиффа по поручению его вдовы, впрочем, предназначенную только для узкого круга. Я объяснил, что она открыла мне небывалый доступ ко всем его бумагам. Как некоторые не удалось найти. Как Уилф Корнфорд упомянул начатое «Сейдом» расследование около года назад, сразу же прекращенное.
Тут преподобный джентльмен словно бы встревожился. Но я тем не менее продолжал и сказал, что это крайне важно и что самое горячее желание вдовы — чтобы я узнал все, что только можно узнать.
— Это важно для моей работы, вы понимаете. Но это может также оказаться важным для душеприказчиков, то есть в зависимости от его содержания. Все это, видимо, крайне сложно.
— Да-да. И благодарение небу, что так. Иначе «Сейду» было бы вообще нечего делать.
— Значит, вы дадите мне заключение? Я так вам благодарен, и, разумеется, я буду соблюдать строжайшую…
Преподобный Сейд поднял ладонь.
— Боюсь, я не могу этого сделать, — сказал он мягко.
— Но почему?
— В Лондоне меня в моем клубе посетил человек, объяснивший, что он предпочел бы, чтобы это расследование прекратилось.
— И только потому, что некто совсем незнакомый…
— Вы тоже совершенно мне незнакомы, — сказал он. — И тот говорил гораздо убедительнее, чем вы.
— Как так?
Он беспомощно развел руками.
— И он работал на Рейвенсклиффа?
— Я решил последовать его просьбе.
— Но что он мог сказать такого, чтобы понудить вас? По какому праву?
Он опять ничего не ответил.
— Это заключение все еще у вас?
Он покачал головой.
— Я забрал все документы сюда. Две недели спустя мой дом был ограблен.
— Ах так, — сказал я негромко. — И вы думаете, Рейвенсклифф?
— Не знаю. Несомненно, это согласуется со всем, что мне известно про него. Он был ужасным человеком, мистер Брэддок. Абсолютно без принципов или чувства долга.
Атмосфера так сгустилась, что было трудно дышать. Сейд меня напугал. Но и заворожил. Тут передо мной в воротнике священника сидел первый человек, который сказал о Рейвенсклиффе нечто отличное от клише. Справедливый, порядочный, замечательный муж, прекрасный начальник. Добрый. Волшебник во всем, что касалось денег. Все это повторялось без конца. Наконец я встретил человека с другой точкой зрения — и он не собирался объяснить мне почему. Я тут же решил, что не уйду, пока он мне не ответит.
— Как далеко продвинулось расследование?
— Не очень далеко. Не настолько далеко, чтобы в Лондоне кто-то мог понять, что к чему. Даже Уилф Корнфорд. Никто еще не собрал воедино все кусочки мозаики. Возможно, у них никогда не получилось бы, однако я собрал их, мистер Брэддок, — сказал он с вызовом.
— Я думал, вы ни к чему такому отношения не имеете.
— Мистер Корнфорд весьма низкого мнения о моей компетентности. Без всякого основания. Я много лет провел рядом с отцом до его кончины и очень много узнал о том, как оперируют современные компании. Кроме того, он учил меня, как толковать сводные балансы в возрасте, когда большинство детей играют или мучаются с неправильными латинскими глаголами.
— Вы должны сказать мне, что обнаружили. Должны!
Он покачал головой.
— Я сказал, кто я, — продолжал я в смутной надежде, что это что-то изменит. — Репортер, писатель. Я хочу правды, только и всего.
— Тогда вы очень наивны или очень смелы.
— Ни то ни другое. Если вы не хотите сказать мне, тогда ответьте на некоторые вопросы. Касалось ли ваше расследование того, как Рейвенсклифф высасывал огромные суммы из своих компаний и обманывал своих акционеров?
Сейд замер, настороженно глядя на меня.
— Почему вы так говорите?
— Потому что он это делал, — сказал я бесшабашно. — Я обнаружил это. Началось это в тот момент, когда вы прекратили свои розыски. Поэтому? Это то, что обнаружили и вы?
Не лучший способ вести игру: пойти со всех своих козырей без гарантии получить что-либо взамен. Будь Сейд больше похож на Рейвенсклиффа, он бы улыбнулся, усвоил информацию и вновь отказался бы ответить. Возможно, такое намерение у него и было, но только он вообще ничего не сказал; нахмурился, судорожными, беспокойными движениями потер ладони, положил сахара в свой чай, затем несколько секунд спустя добавил еще, отхлебнул результат и разом вернулся к действительности.
— Нет, — сказал он, — нет, вовсе нет. Но этим объясняется, почему кто-то был против расследования в тот момент. А вы знаете, почему он так поступал?
— Право, вы не можете ждать от меня ответов на ваши вопросы, если не отвечаете на мои. Это нечестно.
— Я пытаюсь защитить вас.
— Как и все, с кем я разговариваю. Такая доброта! Но мне не нужна защита. Мне нужно хорошо выполнить мою работу, на что опять-таки, по мнению всех остальных, я не способен.
— Гордость, э?
— Если хотите. Знаете, меня рекомендовали для этой работы, потому что мой редактор считает, будто я плохой репортер.
— Кто он?
— Макюэн. «Кроникл».
Это его как будто заинтересовало, но я продолжал:
— И с тех пор все разговоры начинаются с «почему вы?». «Почему вы?» «Почему вы?» Я этим сыт по горло.
— Фраза, достойная двенадцатилетнего подростка, — сказал он мягко.
Я смерил его свирепым взглядом.
— Но Макюэн прекрасный человек. Как любопытно! — Он впал в задумчивость и налил еще чая в чистую чашку.
— Вы считаете себя патриотом, мистер Брэддок? Лояльным англичанином?
— Естественно, — сказал я, несколько удивившись. — В такой мере, что никогда про это не думаю.
— Да, как и почти никто. Без сомнения, это изменится в будущие годы. А мистер Макюэн об этом думает. Прекрасный человек и надежный.
