— Вы знаете, что из соображений секретности я якобы пишу его биографию?
Он кивнул.
— И вы, конечно, понимаете истинную причину, почему я здесь.
Он снова кивнул.
— В таком случае я могу обойтись без экивоков. Что вам известно об этом деле?
Он вздохнул, как человек, предпочитающий вопросы, которые позволяют ответить «да» или «нет».
— Сверх завещания практически ничего. Что существовал ребенок, что ему оставлены деньги и что данные об этом ребенке он хранил у себя дома.
— Но там их найти не удалось.
— Видимо, так. Что очень затрудняет жизнь душеприказчиков.
— Почему?
— Потому что завещанным имуществом нельзя распорядиться, пока не будут учтены все права на доли в нем. А это невозможно, пока не разрешится вопрос с этим ребенком. Наследство будет находиться в подвешенном состоянии, пока этот вопрос не разрешится так или иначе.
— Вам известна суть этих данных? Не разумнее было бы оставить эти документы на хранение вам?
— Как оказалось, это было бы несравненно разумнее, — сказал он ровным голосом. — Могу лишь предположить, что у лорда Рейвенсклиффа была веская причина для такого решения.
— Какого рода веская причина?
— Наиболее очевидным представляется, что в момент составления завещания он еще не закончил собирать эти данные и предполагал пополнить их.
— Скажите, как писалось завещание? Он приехал сюда?
— Он приехал сюда и сказал, что, по его мнению, завещание лучше составить теперь же. Он осознал, что не будет жить вечно, хотя, сказать правду, поверить этому было трудно. Он отличался завидным здоровьем, во всяком случае, так он выглядел. Его отец дожил до девяноста лет.
— Раньше он завещаний не составлял? Обычно ли это для очень богатых людей?
— Крайне необычно, да. Но люди вроде лорда Рейвенсклиффа не любят напоминаний о своей смертности. Он обеспечил нас самым простым изъявлением своей воли в предвосхищении несчастного случая. Все имущество переходило его жене. А это было более полным и сложным вариантом.
— Детали?
— Значительнейшая часть его состояния отходила его жене. Предусматривались также суммы другим членам его семьи, слугам, его колледжу. Щедрые суммы, могу я добавить. Сумма некой миссис Винкотти, проживающей в Венеции. Несколько месяцев спустя он вернулся добавить дополнительное распоряжение о ребенке.
— А когда он заговорил об этом, вы не спросили о подробностях?
— Это в мою роль не входит.
— Он что-нибудь объяснил?
— Нет. Просто продиктовал свою волю.
— И у вас не возникло любопытства?
Вопрос этот Гендерсона как будто слегка задел.
— В большинстве мои клиенты весьма состоятельные люди, и в жизни многих найдутся компрометирующие секреты. Моя обязанность — заботиться об их юридических правах, а не опекать их духовно.
— Так что осведомлены вы не больше, чем все?
Он наклонил голову, подтверждая, что это так, каким невероятным ни казалось бы.
— И он ничего не сказал о сведениях, обеспечивающих опознание ребенка?
— Нет.
— Каково ваше мнение, если вам дозволено его иметь?
Это его даже не рассердило.
— Да, разумеется, свое мнение я иметь могу, — ответил он. — Полагаю, найти это, чем бы оно ни было, должны были в его письменном столе. И что некто забрал это вскоре после его неожиданной и непредвиденной смерти. Но более я ничего не скажу.
Этого, разумеется, и не требовалось.
— А другие статьи завещания?
— О них мне тоже ничего не известно. Хотя, естественно, после смерти лорда Рейвенсклиффа я списался с Майклом Кардано, его душеприказчиком.
— Кто он?
— Прежде работал у Ротшильда, если не ошибаюсь. Больше я о нем ничего не знаю.
— И он способен управлять компанией?
— Не знаю. Но он и не должен. Обязанности душеприказчика совсем иные. Он сын давнего знакомого лорда Рейвенсклиффа. Отец разорился в тысяча восемьсот девяносто четвертом году и умер в тюрьме.
— Так-так. Расскажите про итальянку.
— Мы послали миссис Винкотти телеграмму. Она приедет в Лондон в среду. Во всяком случае, надеюсь, что приедет.
— Почему? Это так важно?
— Бог мой, конечно! Тем более когда речь идет о такой сумме, как эта. Естественно, мы должны удостовериться, что она именно та женщина, которую подразумевал лорд Рейвенсклифф. Иначе мы не сможем выплатить ей ее долю. Это породит новые осложнения, и нам придется разыскивать не одно лицо, а двух.
— Как так?
— Его дела нельзя привести в порядок, пока все наследники не будут оповещены, чтобы мы могли быть уверены, что капитала достанет на долю, причитающуюся каждому. Например, предположим, что некий человек, умирая, завещал сто фунтов одному лицу и такую же сумму другому. Однако наследство оценивается всего в сто двадцать фунтов. Что нам делать? Совершенно очевидно, что, если один из них к этому моменту умер, то второй сможет получить свою сумму полностью. Если же живы оба, то нет. Вот тогда дело осложняется…
— Так что этот ребенок…
— Должен быть найден, чтобы ситуация с наследством разрешилась быстро. Лорд Рейвенсклифф оставил своей супруге точно обозначенную долю, а также пожизненные проценты с остальной части наследства, которые после ее смерти перейдут разным другим лицам. Следовательно, выплата или невыплата доли ребенка влияет на все остальные завещанные суммы.
— Так каково финансовое положение в настоящий момент?
— Оно зависит от доброй воли душеприказчика и его готовности выделить ей содержание из всей совокупности наследства, которую он, по сути, контролирует.
— Лорд Рейвенсклифф сознавал это?
— Боюсь, я не понял.
— Я вот о чем. Почему лорд Рейвенсклифф составил завещание таким образом, что его жена могла оказаться в подобном положении? Вы ему это объяснили?
— Я осветил ему все возможные последствия.
— И это его не остановило? Какие выводы вы сделали из этого?
— Что он счел это наилучшим способом для улаживания своих дел.
— Нет, я имею в виду, почему он…
— Я понимаю. Но, излагая свои желания, лорд Рейвенсклифф не объяснял мне их причины.
— А вы не пытались их отгадать?
— Очевидный вывод: он считал, что никаких неясностей не останется.
— И вы думаете, миссис Винкотти может быть матерью этого ребенка?
— Этого я сказать не могу.
— Лорд Рейвенсклифф, когда был жив, платил ли кому-либо регулярно? Не служащим и прочим само собой разумеющимся, но людям, никак прямо не связанным с его бизнесом?
