Томасу как-то не очень хотелось распространяться на этот счёт.
— Я сделал то же, что на моём месте сделал бы каждый. Я не виноват, что Минхо и Ньют выдвинули меня в Бегуны.
— Ну да, ну да. Скромный ты наш.
Его статус Бегуна занимал в мыслях Томаса последнее место. А на первом была Тереза, голос в голове и то, что этот голос произнёс.
— Нет, я, конечно, рад, скорей бы начать... — выдавил улыбку Томас. На самом деле его совсем не грела мысль о том, что прежде чем начать карьеру Бегуна, ему придётся провести целый день в одиночном заключении.
— Посмотрим, как ты будешь радоваться, когда от беготни у тебя будут ноги отваливаться. Но во всяком случае знай: старый добрый Чаки гордится тобой!
Энтузиазм друга был заразителен, и Томас улыбнулся по-настоящему.
— Если бы ты был моей мамой, — пробормотал он, — это была бы не жизнь, а малина.
«Мама...» — подумалось ему, и мир вокруг на мгновение померк. Он ведь даже не помнил своей матери. Он затолкал мысль о ней подальше, не то тьма поглотила бы его с головой.
Они пришли на кухню. За длинным столом было два свободных места, которые они и заняли. Каждый, кто входил или выходил, казалось, считал своим долгом уставиться на Томаса. Некоторые даже подходили и поздравляли. Кроме немногих неприязненных, брошенных искоса взглядов, большинство приютелей, похоже, было на его стороне. Потом ему на ум пришёл Гэлли.
— Эй, Чак, — расправляясь с яйцом, сказал он и при этом постарался придать своему тону небрежность, — Гэлли нашли?
— Не-а. Как раз хотел тебе сказать: его видели, когда он выскочил со Сбора. Умчался прямо в Лабиринт. И всё — как в воду канул.
Томас уронил вилку. Он и сам не знал, чего ожидал и на что надеялся. Во всяком случае, новость его огорошила.
— Что? Не шутишь? Он убежал в Лабиринт?
— Ну да. Все знают, что у него крыша съехала. А один шенк сказал, что когда ты вчера выбежал из Приюта, то наверняка затем, чтобы прикончить Гэлли.
— Не могу поверить... — Томас уставился в свою тарелку, прилагая немалые усилия, чтобы понять, почему Гэлли так поступил.
— Да не волнуйся ты об этом, чувак. Он всё равно никому не нравился, за исключением пары-тройки его дружков. Это они и обвиняют тебя во всяких глупостях.
Томасу казалось невероятным, что Чак рассуждает о столь чудовищных вещах так буднично.
— Знаешь, скорее всего, парень мёртв. А ты говоришь так, будто он на каникулы отправился.
Чак задумчиво посмотрел на него:
— Не думаю, что он мёртв.
— А? Тогда где он? Ведь только мы с Минхо — единственные, кто пережил ночь в Лабиринте и вернулся живым, разве не так?
— Вот и я то же самое говорю. Уверен, что его дружки прячут шенка где-то в Приюте. Гэлли, конечно, идиот, но не настолько же он глуп, чтобы попробовать переночевать в Лабиринте. Не тебе чета.
Томас помотал головой.
— Может, как раз поэтому он и остался там! Хотел доказать, что и он тоже не лыком шит, раз я смог, то сможет и он. Он же меня ненавидит. — И поправился: — Ненавидел.
— А, ну и что? — Чак передёрнул плечами, словно они спорили, что лучше есть на завтрак. — Если он мёртв, то вы, ребята, в конце концов наверняка его найдёте. Если нет — проголодается и припрётся пожрать. Он мне по барабану.
Томас подхватил свою тарелку и понёс в мойку.
— Ну хоть бы один нормальный денёк! Отдохнуть, расслабиться...
— Тогда считай — твоё грёбаное желание исполнится! — послышался голос из-за спины, от двери кухни.
Томас обернулся и увидел улыбающегося Ньюта. И от этой улыбки юноше стало так уютно, что окружающий мир снова показался вполне приятным местечком.
— Ну что, пошли, арестант несчастный! — сказал Ньют. — В Кутузке расслабишься. Давай, топай. Чаки притащит тебе ланч.
Томас кивнул и вслед за Ньютом вышел из кухни. День в тюряге вдруг показался ему отличной идеей. Сиди себе, отдыхай и ничего не делай, куда уж лучше-то!
Вот только что-то подсказывало ему, что скорее Гэлли одарит его букетом цветов, чем в Приюте пройдёт хотя бы один день без происшествий.
ГЛАВА 30
Кутузка пряталась в закутке между Берлогой и северной стеной Приюта. От посторонних глаз её скрывали высокие колючие кусты, которые, похоже, целую вечность никто не подрезал. Она представляла собой большой бетонный бункер с одним узеньким зарешеченным окошком и деревянной дверью, снабжённой грозного вида ржавым замком с щеколдой. Сооружение словно выплыло из сумрачного средневековья.
Ньют вынул ключ, открыл дверь и жестом пригласил Томаса внутрь:
— Вот тебе табуретка и полная свобода плевать в потолок. Приступай.
Томас внутренне застонал, когда вступил под тюремную сень и узрел один-единственный предмет обстановки — безобразный, расшатанный табурет, у которого одна нога — наверняка намеренно — была короче других. Голая доска, никакой тебе мягкой обивки.
— Желаю весело провести время! — поддразнил Ньют, закрывая дверь. Томас повернулся к нему спиной и услышал, как щёлкнула задвижка. Затем голова Ньюта возникла в окошке. Тот смотрел на узника через ржавую решётку, и на лице бывшего Бегуна играла притворно-высокомерная усмешечка. — Это тебе премия за нарушение правил. Ты, конечно, герой, Томми и спас кое-кому жизнь, но тебе просто необходимо зарубить у себя на носу...
— Да знаю, отвяжись. Порядок.
Ньют улыбнулся.
— Ты, вообще-то, классный шенк. Но друзья мы или нет, а всё должно идти как положено, иначе нам, бедолагам, не выжить. Вот посиди, попялься на эти роскошные стенки и постарайся хорошенько проникнуться.
И ушёл.
Прошёл только один час, а Томас уже почувствовал сворачивающую скулы скуку — она, как крыса в дверную щель, вползла в его камеру. На исходе второго часа ему захотелось побиться головой о стенку. Ещё через пару часов ему представлялось более предпочтительным пообедать с Гэлли и гриверами, чем сидеть в этой вонючей дыре. Он пытался вызвать к жизни хоть какие-нибудь воспоминания, но все его усилия шли прахом: память по-прежнему окутывал густой, непроницаемый туман.
К счастью, около полудня Чак принёс ланч, и Томас с облегчением оторвался от печальных раздумий.
Чак передал ему через зарешечённое оконце несколько кусков жареной курицы и стакан воды, после чего приступил к своему обычному занятию — заливанию в уши Томаса обильного количества полезной и бесполезной информации.
— Всё устаканивается, — сообщил мальчик. — Бегуны ушли в Лабиринт, все остальные работают, так что мы ещё не отдаём концы. О Гэлли ни слуху ни духу; Ньют наказал Бегунам: если они найдут тело придурка, чтобы немедленно вернулись и доложили. Ах, да — Алби уже на ногах и носится повсюду. С ним вроде всё нормально. Ньют рад без памяти — ему теперь не надо разыгрывать из себя большое начальство.
