– Тогда блин.
Он оглядывал кухню, переплетя за спиной пальцы, а я собирала
большие куски скорлупы.
– Слушай, ты не сделаешь музыку потише? – попросила я и
глянула на него искоса, когда он кивнул и вышел.
Была суббота, он был одет в выходную одежду – кожаные
сапоги, линялые джинсы, удобные и в обтяжку. Кожаная куртка распахнута, в
разрезе бордовой шелковой рубашки виднелся клок волос на груди. Как раз
достаточно, подумала я, когда музыка стала тише. Я слышала запах его куртки –
слабость у меня к запаху кожи. И это может быть проблемой.
– Ты уверен, что это не Айви послала тебя меня нянчить?
– спросила я, когда он вернулся, вытирая остатки яйца со стола мокрой тряпкой.
Он тихо засмеялся и сел в кресло Айви.
– Нет. – Он запнулся. – Она надолго ушла, или я могу
подождать?
Я не подняла глаз от рецепта – мне не понравилась его
интонация. В голосе было больше вопроса, чем в словах.
– Айви пошла поговорить с Дженксом. – Я двигала палец
по странице, не читая слов. – Потом она ужинает со своими родственниками. – До
рассвета, – сказал он будто про себя, и я почувствовала, как срабатывают у меня
датчики подозрительности. Все и сразу.
Часы над мойкой тикали, и я сняла с плиты расплавленный
шоколад. Стоять спиной к Кистену я не собиралась, и потому села на находящийся
между нами стол, скрестив руки на груди и прислонившись задом к мойке. Кистен,
глядя на меня, отвел волосы с глаз. Я набрала уже воздуха сказать ему, чтобы он
ушел, но он меня опередил.
– Как ты себя чувствуешь?
Я уставилась на него, не понимая, потом вспомнила.
– А, эта история, насчет демона, – промямлила я,
смущаясь, и дотронулась до противоболевых амулетов у себя на шее. – Ты тоже об
этом слышал?
Он улыбнулся половиной рта:
– Ты во все газеты попала. И я битых три часа должен
был слушать, как Айви рвет и мечет, что ее здесь в тот миг не было.
Я закатила глаза, собираясь вернуться к рецепту.
– Извини, все в порядке. Ничего страшного. Несколько
царапин и синяков. Но я больше не могу подключаться к линии после захода
солнца. – Я не хотела говорить ему, что я не совсем в безопасности после
заката, кроме как на святой земле, каковой кухня и гостиная не являются. – Это
мне сильно помешает работать, – сказала я мрачно, думая, как же мне обойти вот
эту новую гору. А, ладно. В конце концов я же не на лей-линейную магию
рассчитываю. Я же все-таки колдунья земли.
Кистен тоже вроде бы не считал, что это особенно важно –
если его пожатие плеч что-то значило.
– Грустно, что Дженкс съехал, – сказал он, вытягивая
ноги в ботинках и кладя одну на другую. – Он не просто актив вашей компании, он
хороший друг.
Я скривилась в неприятной гримасе.
– Надо было мне ему сказать, кто такой Трент, когда я
до этого додумалась.
Удивление окатило Кистена как из ведра:
– Ты действительно знаешь, кто такой Трент Каламак? Не
врешь?
Стиснув зубы, я опустила глаза к книге рецептов и кивнула,
ожидая вопроса.
– И кто он?
Я промолчала, не отрывая взгляда от страницы. Тихий звук его
движения привлек мой взгляд.
– Ладно, без разницы, – сказал он. – Это не важно.
С облегчением я помешала шоколад по часовой стрелке.
– Для Дженкса важно. Я должна была ему доверять..
– Не обязательно же каждому все знать.
– Тому, в ком четыре дюйма роста и крылья на спине –
обязательно.
Он встал, потянулся, невольно привлекая мое внимание. С
тихим удовлетворенным звуком Кистен повел плечами, и будто напряжение его
отпустило. Снимая пальто, он направился к холодильнику.
Я постучала ложкой по бортику кастрюли, сбрасывая приставший
шоколад, наморщила лоб. Есть вещи, о которых проще говорить с чужими, чем со
своими.
– Что я не так делаю, Кистен? – спросила я с досадой. –
Почему отпугиваю всех, кто мне нравится?
Он вышел из-за холодильника с пакетом миндаля, который я
купила на прошлой неделе.
– Айви же от тебя не уходит?
– Это мой миндаль, – сказала я, и он остановился, пока
я мрачным жестом не показала ему, что ладно, пусть ест.
– И я не ухожу, – добавил он, аккуратно жуя первый
орешек. Я хмыкнула и насыпала отмеренный сахар в шоколад. Вид у Кистена был
ничего себе, и полезли непрошеные воспоминания: как мы веселимся, нарядно
одетые, искра во взгляде его черных глаз, когда покалеченные громилы Саладана
валялись на улице, лифт у Пискари, когда я обвилась вокруг него, желая ощутить,
как он берет все, что я могу дать…
Сахар громко заскрипел о стенки кастрюли, когда я помешала
варево. Чертовы феромоны вампирские…
– Вот что Ник ушел, я рад, – сказал Кистен. – Он тебя
не стоил.
Я не подняла голову, но плечи у меня напряглись.
– Да что ты можешь знать? – ответила я, заправляя за
ухо длинный рыжий локон. Подняв голову, я увидела, как он спокойно трескает мой
миндаль. – С Ником мне было хорошо. И ему со мной. Нам было весело друг с
другом. Нам одни и те же фильмы нравились, одни и те же забегаловки. Он
держался со мной наравне, когда мы бегали в зоопарке. Он хороший человек, и у
тебя нет права его судить.
Я схватила мокрое посудное полотенце, вытерла рассыпанный
сахар и стряхнула в раковину.
– Может, ты и права, – согласился он, вытряхивая горсть
орешков себе на ладонь и закатывая пакет. – Но ты знаешь, что забавно? – Он
вложил орех между зубами и звучно хрустнул им. – Ты говоришь о нем в прошедшем
времени.
У меня челюсть отвалилась, щеки похолодели, я не могла
понять, что же это за чувство у меня: гнев или потрясение? Музыка в гостиной
сменилась чем-то быстрым и грохочущим – и совершенно неуместным.
Кистен приоткрыл дверцу холодильника, поставил миндаль
обратно и закрыл дверцу.
– Я немножко Айви подожду. Она может вернуться с
Дженксом – если тебе повезет. У тебя есть склонность – от каждого требовать
больше, чем он может дать. – Он встряхнул орешки на ладони, пока я пыталась
что-то возмущенно пролепетать. – Немножко это по-вампирски, – добавил он, беря
свою куртку и выходя.
У меня с руки капала вода – я так сильно сжала тряпку, что
выжала из нее воду. С размаху я бросила тряпку в раковину, разъяренная и
одновременно подавленная – не слишком удачное сочетание эмоций. Из гостиной
донеслась веселая и грохочущая попса.
– Отруби это к чертям! – рявкнула я.
Челюсти болели – так сильно я стискивала зубы, и я заставила
себя их разжать, когда музыка смолкла. Все еще дымясь, я отмерила сахар и
добавила его в кастрюлю, потянулась за ложкой и взвыла от досады, когда
вспомнила, что уже добавляла сахар.
