Ужасно довольная, я принялась ставить сама, не слишком задумываясь,
а Ли, обнимая меня рукой за плечи, шептал шансы выбросить то или это. От него
пахло горячим песком. Я чувствовала его волнение через тонкий шелк своей блузы,
и тепло его пальцев как будто оставалось у меня на плече, когда он отнимал руку
подать мне кости.
Я взглянула вокруг, когда стол взорвался криками в ответ на
мой последний бросок, и удивилась – чуть ли не все собрались вокруг нас, мы
стали центром внимания.
– Ну, теперь ты мастер, – улыбнулся Ли и шагнул в
сторону. У меня лицо вытянулось.
– Ты уходишь?
Какой-то краснощекий тип с пивом в руке сунул мне кости и
велел бросать.
– Мне давно пора, – сказал Ли. – Но я не мог с тобой не
поговорить. – Наклонившись ближе, он шепнул: – Мне понравилось учить тебя
играть. Ты не такая, как все, Рэйчел.
– Ли?
Расстроившись, я положила кости на стол, и люди вокруг
разочарованно застонали.
Ли поднял кости и вложил их мне в руку.
– Ты в ударе. Продолжай.
– Тебе не дать мой номер? – спросила я. О Господи, как
жалко это прозвучало!
Но Ли улыбнулся, не разжимая губ.
– Ты Рэйчел Морган, бывший агент ОВ, работаешь сейчас с
последним живым вампиром из Тамвудов. Твой номер значится в телефонной книге –
раза четыре, не меньше.
Щеки вспыхнули огнем, но я успела прикусить язык и не
пуститься объяснять, что я не девочка по вызову.
– Еще встретимся, – сказал Ли, поднимая руку и опуская
голову в знак прощания.
Положив кости, я шагнула от стола и увидела, как он уходит
НО лестнице в кормовую часть катера, элегантный в своем смокинге и фиолетовом
кашне. Одет в тон ауре, решила я. Мое место у стола занял кто-то другой, и шум
возобновился.
Настроение испортилось, и я подошла к столику возле
замерзшего окна. Кто-то из обслуги принес три ведерка с моими фишками, другой
поставил на льняную салфетку свежий «Мертвецкий айсберг». Третий зажег красную
свечу и спросил, не желаю ли я чего-нибудь еще. Я покачала головой, и он
скользнул прочь. «Что же не так в этой картинке?» – прошептала я, потирая лоб
рукой. Вот она я, одетая как юная вдова миллионера, сижу в одиночестве в казино
над тремя ведерками фишек. Ли знал, кто я такая, и молчал? Где Кистен, черт
возьми?
Оживление у стола для игры в кости стало спадать, люди
расходились по двое – по трое. Я досчитала до ста, потом до двухсот.
Разозлившись, я встала, собираясь превратить фишки в наличные и найти Кистена.
Комната для мальчиков, блин. Наверное, в покер играет наверху – без меня.
Я схватила ведерки в руки – и остановилась. Кистен спустился
по лестнице, двигаясь резко и быстро, как умеют живые вампиры.
– Ты где был? – спросила я, когда он подошел.
Лицо у него было замкнутое, по виску стекала струйка пота.
– Мы уходим, – бросил он. – Пошли.
– Погоди! – Я отдернулась от его руки, взявшей меня за
локоть. – Где ты был? Ты меня бросил здесь одну! Один парень учил меня играть в
крепе. Посмотри, сколько я выиграла!
Кистен глянул на мои ведерки, нисколько не впечатлившись.
– Игра была подстроена, – огорошил он меня. – Тебя
развлекали, пока я беседовал с боссом.
Меня как будто под дых ударили. Я отдернулась, когда он
попытался опять взять меня за руку.
– Не тащи меня! – сказала я, не заботясь, что на нас
смотрит. – То есть как, ты беседовал с боссом?
Он сердито на меня посмотрел, на подбородке у него стал
заметен намек на щетину.
– Мы не можем поговорить за дверью? – спросил он с
явным нетерпением. Я покосилась на верзил, спускавшихся по лестнице.
Катер-казино. Не принадлежит Пискари. Кистен ведет дела своего неживого
мастера. Он пришел сюда припугнуть нового в городе авторитета и взял меня на
случай осложнений. У меня от злости горло перехватило, когда все это до меня
дошло, но осторожность – лучшая сторона доблести.
– Отлично, – сказала я.
Ботинки ступали в такт ударам пульса, когда я направилась к
двери. Бухнув на стойку ведерки с фишками, я мрачно улыбнулась женщине у кассы.
– Я хочу передать свой выигрыш в городской фонд по
восстановлению сгоревших детских домов, – заявила я.
– Да, мэм, – вежливо ответила женщина, начиная
пересчитывать фишки.
Кистен взял одну фишку из груды.
– Эту обналичьте, пожалуйста.
Я выхватила кружок у него из пальцев, невероятно злая, что
он так меня использовал. Это сюда он упрашивал пойти Айви. А я попалась на
удочку. Свистнув, я бросила фишку крупье у стола с костями. Он поймал и кивнул
в знак благодарности.
– Это стодолларовая фишка была! – воскликнул Кистен.
– Да ну? – Кипя от злости, я взяла еще одну и бросила
туда же. – Не хочу показаться скрягой.
Женщина протянула мне чек на 8750 долларов – пожертвование в
городской фонд. Я секунду тупо на него глядела, потом затолкала в сумочку.
– Рэйчел, – пытался образумить меня Кистен, лицо у него
под блондинистой челкой стало красным.
– Ничего себе не оставлю.
Оставив без внимания Кистенов плащ, протянутый швейцаром, я
распахнула дверь с переплетенными буквами «С». Саладан, что ли? Господи, ну я и
дура.
– Рэйчел… – крикнул Кистен из двери резким от злости
голосом. – Иди сюда и попроси одну обналичить.
– Ты мне свои фишки отдал, а остальные я выиграла! –
крикнула я от подножия трапа, обнимая себя руками под падающим снегом. – Я
жертвую всё. И плевать мне на тебя, кровосос трусливый!
Тип у трапа хихикнул и состроил бесстрастную рожу, когда я
злобно на него глянула. Кистен поколебался, потом закрыл дверь и спустился
вслед за мной, неся плащ для меня. Я протопала к машине, дожидаясь, чтобы он
открыл мне дверь или вызвал такси.
Не успев еще надеть пальто, Кистен остановился возле меня.
– Ну чего ты на меня взъелась? – ровным тоном спросил
он. Синие глаза в неясном свете начали чернеть.
– Это катер Саладана, так? – В бешенстве я ткнула на
него пальцем. – Может, я и дура, но все же додумалась. Азартными играми в
Цинциннати заправляет Пискари. Ты пришел потребовать его долю. А Саладан тебя
послал, так? Он хочет захватить территорию Пискари, и ты прихватил меня для
поддержки, уверенный, что если ситуация выйдет из-под контроля, я буду драться
за тебя!
В гневе я напрочь забыла про его зубы и его силу и
наклонилась к самому его лицу.
– Не смей, никогда не смей меня дурить! Меня здесь
убить могли из-за твоих игр! У меня второго шанса нет, Кистен. Если я умру, то
умру!
