– Кистен? – неуверенно произнесла я, чувствуя, как несется
у меня пульс.
Он обернулся, и я застыла, стараясь не испугаться: его глаза
при этих воспоминаниях стали черными.
– Это чувство полного превосходства – это извращенный
кайф, к которому привыкаешь, – сказал он, и скрытый в его словах голод вызвал у
меня озноб на коже. – Мне долго пришлось учиться, как от этого отходить, чтобы
в потоке чистого адреналина вспомнить, как это нечеловечески дико. Я терял себя
в потоке мыслей и силы Пискари, они затопляли меня, но теперь я научился с ними
справляться, Рэйчел. Я могу быть и его наследником, и самостоятельной
личностью. Я могу быть его силовиком – и быть нежным любовником. Я теперь знаю,
как держать этот баланс. Прямо сейчас он меня наказывает, но он возьмет меня
обратно. И тогда я буду к этому готов. Какого черта я здесь делаю?
– Ага, – сказала я и сама услышала, как дрогнул голос.
– Значит, вот так?
– Значит, вот так, – ответил он без выражения. –
Первого я убил по приказу Пискари: для примера некоторым, кто заманивал
несовершеннолетних. Кара была не по поступку, но я был молод и глуп, пытался
показать Пискари, что все для него готов сделать, и ему потом приятно было
видеть, как я мучаюсь. В последний раз это было, чтобы предотвратить
возникновение новой камарильи. Эта группа отстаивала до-Поворотные традиции похищения
людей, которых никто не хватится. Только та женщина… – Он бросил на меня взгляд
исподлобья и снова опустил глаза. – Она до сих пор меня преследует. Вот тогда я
и решил быть честным, когда это возможно. Я поклялся, что никогда не прерву
жизнь невинной жертвы. И не важно, что она мне врала…
Он закрыл глаза, пальцы, держащие руль, задрожали. Свет
машин с той стороны дороги тенями выделял на его лице морщины страдания.
Боже мой, он кого-то убил в порыве гнева!
– И вот сегодня я прервал шестнадцать жизней, – прошептал
он.
Какая же я все-таки дура. Он признался в нескольких
убийствах – пусть таких, за которые О В могла бы ему спасибо сказать, но
все-таки убийствах разумных существ. Я влезла в это, зная, что он – не
«безопасный бойфренд», но бывали у меня «безопасные бойфренды», и кончалось это
всегда страданием. А этот, вопреки брутальности, на которую был способен, хотя
бы честен. В жуткой трагедии сегодня погибло шестнадцать жертв, но он этого не
хотел.
– Кистен?
Я посмотрела на его руки, на короткие закругленные ногти,
тщательно вычищенные и подстриженные.
– Это я подложил бомбу, – сказал он, и голос его
прозвучал хрипло и виновато.
Я нерешительно протянула руки и отняла его пальцы от руля.
Почувствовала, насколько у него пальцы горячие.
– Это не ты их убил. Это Ли.
Он повернулся ко мне. В неверном свете салона его глаза
казались черными. Я рукой попробовала притянуть его голову к себе – он не
поддался. Он – вампир, а быть вампиром нелегко. Это не в оправдание, это просто
факт. И его прямота и откровенность значили для меня больше, чем его кровавое
прошлое. И еще: он сидел рядом, думая, что я сдаю его, и ничего не сделал. Он,
вопреки очевидности, мне верил. Я тоже попробую верить ему.
И я не могла ему не сочувствовать. Глядя на Айви, я пришла к
выводу, что быть наследником мастера-вампира – это очень похоже на отношения с
изнасилованием мозгов, когда любовь извращена садизмом. Кистен пытался
дистанцироваться от мазохистских запросов своего мастера. И смог дистанцироваться,
смог настолько, что Пискари бросил его ради души, еще отчаянней ищущей
признания. Ради моей соседки по дому. Супер.
Кистен был одинок, он страдал. Он был честен со мной – и я
не могла повернуться и уйти. Мы оба делали сомнительные вещи, и я не могла
назвать его порождением зла, сама нося метку демона. Наш выбор делали за нас
обстоятельства. Я делала то, что в этих обстоятельствах могла сделать. Он
поступал так же.
– Не твоя вина, что они погибли, – снова сказала я с
таким чувством, будто открыла новую точку зрения. Мир лежал передо мной все тот
же, только теперь я заглядывала за углы.
Во что же я превращаюсь? Дура я, что верю, или стала мудрее
и обрела способность прощать?
Кистен услышал в моем голосе, что я не отвергаю его из-за
его прошлого, и облегчение выразилось на его лице так явно, что почти до боли
было заметно. Рукой, лежащей у него на шее, я притянула его ближе.
– Все в порядке, – шепнула я, когда его руки
выскользнули из моих пальцев и взяли меня за плечи. – Я все понимаю.
– Вряд ли ты можешь понять…
– Тогда вернемся к этому, когда я смогу.
Наклонив голову, я закрыла глаза и потянулась к нему
навстречу. Он отпустил мои плечи, и я почувствовала, когда наши губы
соприкоснулись, что тянусь к нему. Пальцы вдавились ему в шею, притягивая,
побуждая его приникнуть теснее. Меня толкнуло изнутри, кровь бросилась к коже,
звеня по всему телу, а поцелуй Кистена становился крепче, обещал больше.
Исходил этот звон не от шрама, и я притянула к шраму руку Кистена, чуть не
ахнула, когда его пальцы коснулись почти незаметного бугорка соединительной
ткани. Мельком вспомнилось руководство Айви о поведении на свидании, и вдруг я
увидела его в совершенно новом свете. Бог мой, что только могу я делать с этим
мужчиной
Может быть, мне и нужен был опасный мужчина, подумала я, чувствуя,
как поднимается во мне неукротимая эмоция. Это мог бы понять лишь тот, кто сам
поступал неправильно. Да, мне тоже приходилось совершать сомнительные поступки,
но все равно я оставалась хорошим человеком. Аесли Кистен может быть и хорошим,
и плохим, может быть, и у меня получится?
И тут я бросила даже притворяться, будто думаю. Его рука
ощущала мой пульс, я прильнула губами к его губам, осторожно проникла языком в
раскрытые губы, зная, что нежная ласка большего добьется, чем требовательное
прикосновение. Я нащупала гладкий клык, обернула его языком, лаская и дразня.
Кистен задышал быстрее и отдернулся.
Я застыла, когда вдруг перестала ощущать его рядом, и только
кожа еще помнила жар его тела.
– Я без чехлов, – сказал он. Чернота набухала в его
глазах, мой шрам пульсировал, предвкушая. – Так за тебя волновался, что не было
времени их надеть… но я не… – Он вздохнул – нервно, прерывисто. – Господи, как
ты хорошо пахнешь!
С бешено колотящимся сердцем я заставила себя отодвинуться
на свое сиденье, глядя на Кистена и заправляя выбившуюся прядь.
– Прости, – сказала я, задыхаясь, чувствуя, как еще
шумит кровь в ушах, во всем теле. – Я не хотела так далеко заходить.
Но ты вроде как сам меня спровоцировал.
– Не за что извиняться. Ведь это не ты забыла… чего
забывать не надо.
С шумом выдохнув воздух, Кистен попытался скрыть выражение
голода, желания на лице. А под этими эмоциями проглядывали благодарное
понимание и облегчение. Я приняла его страшное прошлое, зная, что будущее может
оказаться ничуть не лучше.
