– Э… – начал Дэвид.
– Я не собираюсь его убивать. Я его арестую, – быстро
пояснила я.
Дрожь от рокочущего мотора, передающаяся мне в ноги,
изменилась и стала ровной.
– Не в этом дело, – ответил он. – Я не работаю ни с
кем, и я точно не работаю с тобой.
У меня щеки вспыхнули. Я понимала, что он весьма невысокого
обо мне мнения теперь, когда узнал, что я скрывала информацию от собственного
партнера. Но ведь по его вине это выплыло наружу?
– Послушай, – сказала я, отворачиваясь от внимательно
глядящего на меня Кистена. – Я только что вашей компании сохранила мешок денег.
Ты берешь меня с собой на обсуждение претензии, потом отходишь в сторонку и
даешь работать мне и моей группе.
Я посмотрела на Кистена – в нем что-то изменилось. Он уже не
так крепко держал руль, лицо его стало спокойным. В трубке помолчали.
– А потом? – спросил Дэвид.
– Потом? – В бегущем свете встречных фар трудно было
что-нибудь прочесть на лице Кистена. – Ничего. Мы попытались вместе работать,
не получилось. Ты свободен искать себе нового партнера.
В трубке опять помолчали, на этот раз намного дольше.
– И это все?
– И это все.
Я защелкнула авторучку и бросила ее вместе с блокнотом в
сумку. Какого черта я вообще пытаюсь быть организованной?
– О'кей, – сказал он наконец. – Я погавкаю в нору, и
посмотрим, что оттуда вылезет.
– Потрясающе, – ответила я, искренне радуясь, хотя сам
Дэвид выражал полное отсутствие восторга. – Да, через несколько часов я должна
буду погибнуть при том взрыве, так ты не волнуйся на эту тему.
Он устало вздохнул:
– Ладно. Я позвоню завтра, когда придет претензия.
– Отлично, тогда и увидимся.
Все-таки отсутствие энтузиазма у Дэвида огорчало. Раздался
щелчок – Дэвид отключился, не прощаясь, и я закрыла телефон и отдала Кистену.
– Спасибо, – сказала я, чувствуя себя очень неловко.
– Я думал, ты сейчас меня сдашь, – тихо ответил он.
У меня отвалилась челюсть. Я уставилась на него, только
сейчас поняв, чего он так напрягался.
– Нет, – прошептала я, почему-то вдруг испугавшись.
Он сидел и ничего не делал, думая при этом, что я сейчас его
сдам?
Сгорбившись и не отрывая глаз от дороги, он сказал:
– Рэйчел, я не знал, что он даст всем тем людям
погибнуть. У меня перехватило дыхание, и я заставила себя выдохнуть, потом
сделать следующий вдох.
– Давай поговорим, – сказала я, чувствуя, что голова
кружится, живот сводит судорогой. Я глядела в окно, держа руки на коленях, и
думала: Господи, пусть я на этот раз окажусь не права.
Я посмотрела на него; его глаза мелькнули в зеркале заднего вида,
и он съехал на обочину. У меня снова свело живот судорогой. Черт побери, почему
он должен мне нравиться9 Почему я не могу любить приличных мужчин? Почему
власть и сила личности, которые так меня к себе тянут, всегда должны переходить
в черствое безразличие к чужой жизни?
Меня мотнуло вперед, потом назад, когда он резко
остановился. Машина подрагивала, когда весь трафик летел мимо нас на скорости
восемьдесят миль в час, но здесь было тихо. Кистен повернулся ко мне лицом,
потянулся через рычаг переключения передач, чтобы взять мои руки в ладони.
Однодневная щетина блестела в свете набегающих фар, синие глаза прищурились.
– Рэйчел, – начал он, и я затаила дыхание в надежде,
что он сейчас скажет, будто все это – недоразумение. – Это я организовал
доставку бомбы к котлу.
Я закрыла глаза.
– Я не собирался убивать тех людей. Я позвонил
Саладану, – продолжал он, и я открыла глаза, когда нас тряхнуло воздушной
волной от проезжавшего грузовика. – Я сказал Кэндис, что на корабле бомба. Я
даже ей сказал, где она, и предупредил, что при попытке ее тронуть она
взорвется. Я им дал достаточно времени, чтобы всех вывести – я не хотел никого
убивать. Я хотел сделать сенсацию в прессе и подорвать его бизнес. Мне и в
голову не приходило, что он просто уйдет и бросит их всех погибать. Я ошибся в
нем, – сказал он с горечью самообвинения, – и эти люди жизнью заплатили за мою
близорукость. Видит Бог, Рэйчел, если бы я хоть на секунду подумал, что это
может выйти таким образом, я бы нашел иной способ. А еще то, что ты там была… –
Он судорожно перевел дыхание. – Я чуть тебя не убил…
Я проглотила слюну пересохшим ртом, но ком в горле стал чуть
поменьше.
– Но тебе случалось убивать, – сказала я, зная, что не
только в сегодняшнем дело, а в долгой истории его подчинения Пискари, в том,
как он выполнял волю вампира-нежити.
Кистен отклонился назад, но не выпустил моих рук.
– Первого своего я убил, когда мне было восемнадцать. Боже
мой!
Я попыталась высвободить руки, но он мягко усилил хватку
пальцев.
– Тебе нужно это услышать, – сказал он. – Если ты
хочешь уйти, то лучше узнай правду, чтобы потом не возвращаться. А если ты
останешься, то не потому, что мало знаешь.
Собравшись, я посмотрела ему в глаза, решила, что в них
видна искренность с легкой примесью вины и прошлых страданий.
– Ты уже такое делал, – шепнула я, чувствуя страх.
Я была одна из череды женщин, и все они уходили. Может, все
они были поумнее меня.
Он кивнул, на секунду прикрыл глаза.
– Я устал страдать, Рэйчел. Я всего лишь хороший
парень, который первый раз убил в восемнадцать лет.
Я проглотила слюну, отобрала руки, притворившись, что мне
нужно заправить прядь за ухо. Кистен почувствовал, что я отодвигаюсь, и
отвернулся к лобовому стеклу, снова положив руки на руль. Я ему говорила, чтобы
не решал за меня; может быть, я заслужила право услышать все мерзкие
подробности. Чувствуя, как сжимается ком под ложечкой, я кивнула:
– Говори.
Кистен глядел в никуда, и проезжающие машины освещали его
застывшее лицо.
– Вторую я убил год спустя, – сказал он бесцветным
голосом. – Это был несчастный случай. Дальше мне долго удавалось не пресекать
ничью жизнь до прошлого года, когда…
Он сделал вдох, выдохнул. У меня дрожали мышцы, я ждала.
– Бог мой, Рэйчел, как я об этом жалею, – прошептал он.
– Я поклялся, что попытаюсь больше никогда никого не убивать. Может, поэтому
Пискари и не хочет меня теперь в наследники. Ему нужен кто-то, с кем поделиться
опытом, а я этого делать не буду. Это он на самом деле их убивал, но я
присутствовал. Я помогал. Я держал их, отвлекал, пока он убивал их радостно
одного за другим. То, что они этого заслуживали, теперь вряд ли звучит
оправданием. Учитывая, как он это делал.
