– Это тебя он пытался убить. А я попалась на дороге. Дважды.
– И вы ничего не собираетесь предпринимать?
Я задумчиво посмотрела на огромное окно. В темноте трудно
было сказать, но мне показалось, что оно снова очистилось.
– Я бы так не сказала. Я собираюсь поехать домой и
соснуть малость. Потому что устала.
И я направилась к шестидюймовой толщины двери в конце
коридора. Трент все так же шел за мной.
– И вам все равно, что он зальет Цинциннати крепким
«бримстоном» и умрут сотни?
Я стиснула зубы, подумав о сестре Айви. Шаги отдавались
дрожью в позвоночнике.
– Ими займешься ты, – сухо ответила я. – Поскольку это
затрагивает твои деловые интересы.
– У вас нет желания искать мести. Абсолютно нет. Голос его
был пропитан недоверием, и я остановилась.
– Послушай, я оказалась у него на дороге. Он сильнее
меня. С другой стороны, ты… Я с тем же успехом посмотрю, как поджарят тебя,
красавчик мой эльфийский. Может, без тебя Цинциннати станет лучше.
С лица Трента исчезло всякое выражение.
– Вы сами в это не верите.
Я передвинула наплечную сумку и вздохнула:
– Я сама не знаю, во что я верю. Ты со мной не честен.
Извини, мне домой надо, рыбку мою покормить.
Я пошла прочь, направляясь к двери. Дорогу я знала, и Квен
наверняка где-нибудь перехватит меня посередине.
– Погодите!
Просительный тон его голоса заставил меня остановиться,
когда моя рука уже коснулась двери. Я повернулась в тот момент, когда внизу
лестницы появился Квен с угрожающим и встревоженным лицом. Почему-то я поняла,
что тревожит его не то, что я собиралась брести через имение Трента, а то, что
Трент может сейчас сказать. Моя рука отпустила дверную ручку. Это может стоить
того, чтобы остаться.
– Если я вам расскажу, что знаю о вашем отце, вы мне
поможете разобраться с Ли?
Квен на нижнем этаже шевельнулся:
– Са'ан…
Трент вызывающе нахмурился.
– Extus acta probat
[14]
.
У меня пульс застучал быстрее, я поправила воротник пальто.
– Эй, ребята, давайте по-английски! – одернула я их. – И
кстати, в прошлый раз, когда ты говорил, что расскажешь мне об отце, я узнала,
какой у него был любимый цвет и с чем он предпочитал есть хот-доги.
Внимание Трента было обращено вниз, в большой зал, где стоял
Квен. Начальник охраны качал головой.
– Не желаете ли присесть? – спросил Трент, и Квен
скривился.
– Да, конечно.
Настороженно на него глядя, я пошла обратно за ним на первый
этаж. Он устроился в кресле между окном и задней стеной, и привычно-свободная
его поза мне сказала, что здесь он и сидит, когда бывает в этой комнате. Перед
глазами у него красовался ночной водопад, под рукой лежало несколько книг, и
ленточки-закладки говорили о прошлых солнечных сиестах. За спиной у Трента
висели на стене четыре потрепанные карты Таро работы Висконти, каждая аккуратно
застеклена. У меня щеки похолодели, когда в пленной даме на карте Дьявола я
узнала Кери.
– Са'ан, – тихо сказал Трент, – это не очень хорошая
идея. Трент не обратил внимания, и Квен встал у него за спиной, откуда мог
недовольно на меня поглядывать.
Я поставила сумку с одеждой на ближайший стул и села,
положив ногу на ногу и нетерпеливо постукивая другой ногой по полу. Помочь
Тренту против Ли – это мелочь, если он мне скажет что-нибудь важное. Да я сама
бы уничтожила этого подонка, как только добралась бы домой и приготовила
пару-тройку подходящих зелий. Нуда, я врунья, но я всегда себе честно в этом
признаюсь.
Трент подался к краю сиденья, поставил локти на колени и
уставился в ночь.
– Два тысячелетия назад в нашей борьбе с демонами за
безвременье произошел перелом.
Я вытаращила глаза, перестала постукивать ногой и медленно
сняла пальто. Так мы еще не скоро можем добраться до отца. Трент перехватил мой
взгляд, увидел, что я не возражаю против кружного пути, и отодвинулся назад,
скрипнув кожей кресла. Квен издал горловой страдающий стон.
– Демоны увидели, что им приходит конец, – тихо
продолжал Трент. – В необычном для себя порыве сотрудничества они оставили все
свои междоусобицы, борьбу за власть и свили проклятие для нас для всех. Мы в
течение трех поколений даже не знали, что что-то произошло, не поняли, откуда у
нас взялся такой высокий процент смертности новорожденных.
Я заморгала. Вымирание эльфов – на совести демонов? Я-то
думала, тут дело в их привычке скрещиваться с людьми.
– Младенческая смертность росла экспоненциально с
каждым поколением, – говорил Трент. – Победа ускользала из наших рук в
крошечных гробиках под звуки рыданий. В конце концов мы поняли, что они
наложили на нас проклятие, изменили нам ДНК так, что она ломалась спонтанно, и
с каждым поколением все хуже и хуже.
У меня живот свело судорогой. Генетический геноцид.
– Вы пытались исправить повреждение путем гибридизации
с людьми? – спросила я, сама услышав, как тихо я это сказала.
Он пожал плечами:
– Это была попытка закрепиться на последнем рубеже –
спасти хоть что-то, пока не будет найден способ восстановить то, что было. Это
обернулось в конечном счете катастрофой, но сохранило нам жизнь, пока мы не
усовершенствовали нашу генетическую технику настолько, чтобы остановить
распространение дефекта и исправить большую часть повреждений. Когда после
Поворота такие работы стали нелегальны, лаборатории ушли в подполье, отчаянно
стремясь спасти тех немногих из нас, кто смог выжить. Поворот нас рассеял, и
примерно каждый год я нахожу очередного ребенка, не знающего, кто он.
С таким чувством, будто это все не взаправду, я прошептала:
– Твои больницы и приюты!
Никогда бы не догадалась, что тут есть иные мотивы, кроме
чистого пиара.
Трент едва заметно улыбнулся, увидев, что я поняла. У Квена
был просто больной вид, морщины налезали друг на друга, руки он держал за
спиной, в молчаливом протесте глядя в никуда. Трент снова чуть подвинулся
вперед:
– Я их нахожу – больных и умирающих, и всегда они
благодарят за свое здоровье и за шанс поискать своих родных. Уже пятьдесят лет
мы балансируем на этой тонкой нити. И пока держим равновесие. Но следующее
поколение принесет нам спасение или гибель.
Возникла мысль о Кери, я подавила ее.
– Какое отношение это все имеет к моему отцу? Он
быстрым движением кивнул:
– Ваш отец вместе с моим работал над поиском старого
образца ДНК эльфов в безвременье, чтобы мы могли его использовать как эталон.
Мы можем устранять известные нам дефекты, но чтобы улучшить, чтобы свести
смертность новорожденных до уровня, когда мы выживем без медицинской помощи,
нам нужен образец ДНК, носитель которого умер еще до наложения проклятия. То,
что мы можем взять за образец.
