Но за все приходилось платить, и вот такой большой человек, каковым считал себя господин Кнакер, вынужден был мокнуть под начинающим накрапывать дождем. И все ради подсчета сборов на передовых заставах и на волоке, который предоставлял купцам город в самом начале пути по реке. От этой обязанности, традиционно закрепленной Магистратом за старшим причальным сборщиком, отказаться не получалось. Предложи же он денег и узнай об этом Магистрат, так все, прости-прощай, большая гнутая пластина на цепи. А пока она висит, звякая толстой цепью, оттягивая шею, приходилось терпеть и не такое. Но ничего-ничего, посмотрим, как все обернется в ближайшее время. Аксель довольно улыбнулся, понимая, что ситуация может поменяться, причем скоро. Разумеется, если все пойдет как надо.
Ветер с севера, слегка дующий утром, ближе к обеду начал набирать силу. Натянул туч, грозивших обрушиться неминуемым ливнем, пробирался под одежду и как мог подгонял плотовщиков. Вот и сидел Аксель Кнакер на носу первого плота, нахохлившийся, как ворона, и нетерпеливо выглядывающий знакомые башни по берегам. Башни, сторожившие втекающий в Зеркало Сивер, были главными маяками, показывающими, что до дома осталось немного. Попыхивающий дымящей трубкой плотогон, стоявший рядом со сборщиком, уже несколько раз сказал, что они скоро появятся, вот только слова его никак не хотели сбываться. Аксель косился на тупого здоровенного мужчину, не понимая, чем он его раздражает?
Мысли Кнакера, должные крутиться вокруг доклада для бургомистра и совета, сами собой потекли в совершенно другую сторону. Лихие и настойчивые, они вертелись возле домашнего очага, теплой постели да пышной домоправительницы, которая ждала его в городе. И если воспоминания о камине, сладком красном вине, сваренном с медом, гвоздикой и корицей, мысли кружились хороводом-коло… то вспоминания о прелестных, мягких, горячих и выдающихся вперед достоинствах домоправительницы… совсем в другом ритме становилась бешеная, с коленцами вприсядку, пляска пастухов-горцев. Думая о таких, абсолютно, и несомненно, прекрасных вещах, он и не заметил, как задремал. А в себя пришел, только когда они выплыли на широкую гладь самого большого озера всех окружающих земель. Довольно улыбнувшийся Аксель решил встать и потянуться. С хрустом вытянулся, раскинул руки в стороны…
Правая рука задела что-то мягкое, дышащее теплом, недовольно всхрапнувшее. Потом по засидевшейся пятой точке сильно ударило, Акселя бросило вперед, качнуло в сторону блестящей поверхности, желудок сжался комом, голова быстро поняла, что он не успевает схватиться за что-нибудь. Кнакер закрыл от страха глаза, плеснула мысль о том, что он не умеет плавать… и чья-то рука надежно схватила его за добротный, обшитый мягким и густым бобровым мехом, ворот плаща.
– Ну, ты даешь, – басовито хохотнуло сзади, – надо ж так было моему мерину разойтись, чтобы он тебя пнул.
Аксель судорожно и неловко завертел головой, стараясь углядеть, что же у него спиной. Держа Кнакера за шиворот, склабился ражий детина с наполовину сивой бородой. Детина поражал ростом, грудью бочкой и широченными плечами, на которых вот-вот разойдутся прочные швы лосиного длиннополого кафтана. Борода и воинственно закрученные вверх усы дрожали от его хохота. Коняга недовольно фыркнул и слегка заржал. И ладно если бы только он один. Гоготали плотогоны, и, вторя им, захлебывались от веселья четверо вооруженных до зубов крепышей из башенного дозора. Видимо, пока Кнакер задремал, они зашли на плот с лодки, довезшей их. Буланый и грязный мерин сивобородого, еще раз недовольно фыркнувший, скорее всего, плыл рядом с лодкой. С мохнатого лошадиного брюха текли ручейки, и на бревнах образовалась добротная лужа.
Аксель напыжился, собираясь поставить всех на место. Потом посмотрел на солидного размера меч на поясе владельца коня, на его бандитскую рожу… и передумал. Здесь не город, и все его положение не станет спасением, если вдруг бородатый вздумает обидеться. На дозорных полагаться не приходилось, не жаловали они портовых, совсем не жаловали. А тем временем впереди возникала черная масса озерного города, пристани и пирсы, дома на островах и на сваях, и мачты, мачты, мачты пришвартовавшихся судов. Сеехавен наплывал, становясь все более и более ощутимым. Светился уже загорающимися на ночь огнями фонарей, окон, улиц. На выдающемся в озеро мыске вовсю полыхал промасленными бревнами маяк. Вот Аксель практически и добрался до дома.
Город возник здесь не сразу, не с бухты-барахты. Плавно, медленно и постепенно он рос, становясь с каждым десятком лет все больше и весомее. Посреди громадного, сверкающего, как зеркало, озера находились несколько островов. Длинные и высокие, каменистые черепахи, выпирающие поверх водной глади своими каменными спинами. С песчаными отмелями и удобными спусками к ним, поросшие лишь мхом и невысоким кустарником, благодать для уставших от пути и качки моряков и их пассажиров. На островах издавна останавливались купцы со своими караванами, отдельные и одинокие суда совсем уж лихих торговцев, военные экспедиции, паломники и прочий, не имеющий своей четкой жизненной цели сброд.
И вот ведь каприз природы – эти каменные черепахи стали такими удобными для мореходов. Между двумя крайними островками и правым берегом озера расстояние было небольшое, а глубина оказалась весьма приличной. Как раз чтобы могло пройти даже морское судно, поднимающееся по руслу одной из нескольких, впадающих и, наоборот, вытекающих из озера рек. Потому, как только возникло на островах первое серьезное и постоянное поселение, первым делом его жители сделали простенький разводной мост. Его уже давно не было, снятые канаты, ставшие тонкими и вытертыми, хранили как реликвию в городском совете. Там же стояли тяжелые простые кресла с высокими спинками, сделанные из мостовых опор. Реликвия, память о прошлом, о времени, когда самые первые горожане, бывало, радовались найденному в запасах мешку жесткого и совершенно сухого гороха. И не садились за стол в первые десять лет в парче, атласе и шелке, богато вышитых золотой и серебряной нитью. Хотя… не к этому разве стремились те, кто основал город? Не к тому, чтобы сладко есть-пить, спать на пуховых перинах и чтобы даже мост стал каменным? Долговечным и украшенным красивой резьбой, для которой приглашали камнетесов с самого Безанта. Для того, как же еще-то? Потому и стояли в городском совете кресла, целиком сделанные из опор старого, хорошо прослужившего деревянного моста. А на его месте, уже покрытые зеленым ковром мха, высились каменные быки нового, под которым легко проходил даже двухмачтовый северный когг.
На другом берегу раньше, чем отстроились, поставили сторожевые башни. Вот их-то сразу клали основательно, на века, подгоняя один к одному тяжелые валуны, поднимаемые с берегов. От тех башен протянули к островам несколько крепких цепей, которые запросто могли задержать проходящие суда с большой осадкой. Вначале заселяли только острова, пока на них места хватало. Потом начали вбивать в дно сваи, благо песчаных отмелей у островов хватало. А как город разросся настолько, что места и для свай стало не хватать, так перебрались на берега. Сначала строились по стороне нового разводного моста, который с того времени почти и не разводился, благо запас по высоте оказался основательным. Сделали его наполовину каменным, лишь в середине оставили разводную часть, под которой в четко обговоренное время проходили разгружаться большие суда. Один из трех больших островов со временем превратился не просто в речной порт, пусть с удобными пристанями. Нет, выбранное верно и с наметками на будущее место оказалось золотым. Работа редко когда утихала даже до полуночи, когда входили и спешно швартовались последние, припозднившиеся гости. На других островах, постепенно снося деревянные лачуги и завозя камень, строились самые лучшие люди города. Там же размещался городской и купеческий советы, суд и небольшой участок свободной земли, оставленной для городской площади. Все это среди жителей, да и приезжих тоже, называлось Каменным островом.
