Я ринулся к своему тайнику в нише за электрическим счетчиком. Слава Богу, сюда никто не совался, все документы целы. И ксерокопия справки по счетам Кожлаева, которую в нашу безгрешную ночь дала мне Кимберли взамен той, что я сжевал и проглотил в «обезьяннике» брайтоновского полицейского участка, тоже здесь. И деньги… Впрочем, серьезных денег я дома не держу даже в тайнике – так, двести долларов на пожарный случай. Который вот и пришел.
Теперь я внимательно осмотрел дверной замок. Грабители вошли профессионально: замок был практически цел, его открыли отмычкой. Но воры не сочли нужным маскировать свой визит под квартирную кражу, а бесцеремонно унесли только то, что им было нужно – компьютер и все дискетки…
Любое ограбление, господа, имеет один важный психологический эффект: вы чувствуете свое бессилие. И, как загнанный зверь, слоняетесь по квартире, прислушиваетесь к каждому шороху за окном и за дверью и понимаете, что, оказывается, никакие двери, домофоны и замки вас не защищают. В любой момент к вам могут зайти, влезть, вломиться и взять все, что угодно, включая вашу жизнь. Паскудное, мерзкое чувство!
Я допил на кухне последние 150 грамм из своего «энзэ» «Столичной», чуть успокоился и стал думать, что же такого было в памяти моего компьютера и на моих дискетках и кому это могло понадобиться. Ясно, что идет охота за кожлаевскими миллионами, а в этой охоте, помимо меня, еще три игрока: Харунов с его чеченской командой, Палметов с ФСБ и Банников. Но как Харунов мог узнать обо мне? Кто мог навести его? Пачевский из Праги? Капельников из Вены? Или его бывшие секретарши-любовницы, которых я опрашивал в Повольске? Или начальник Повольского ГИБДД?
Итак, первая версия – Харунов. Теперь идем дальше, рассмотрим вторую: Палметов и ФСБ. Два месяца назад я, как генеральный управляющий фирмы «Возврат», подписал с ними контракт и практически под их крышей ездил в Австрию, Венгрию, Чехию и США. Но, вернувшись, ни разу не доложил о результатах, не позвонил, исчез. Ясно, что бегать за мной они не станут, а вот проверить, не собираемся ли мы с Банниковым их надуть, то есть найти кожлаевские миллионы и слинять вместе с ними, – это на месте Палметова и я бы сделал. К тому же изъять компьютер и дискетки, не тронув ничего остального, – это почерк нашей конторы.
А третья версия – Банников. Он тоже мог предположить, что я хочу его надуть, а мой «запой» только отговорка с целью затянуть время.
Но что они найдут? Конечно, ни на жестком диске моего компьютера, ни в дискетках нет той информации по кожлаевским счетам в «Бэнк оф Нью-Йорк», которую дала мне Кимберли. Но! В моем компьютере – файлы с уставом и договорами ЗАО «Возврат» с ФСБ. И база данных Повольского банка развития. И дискетка, которую дал мне в Праге Пачевский… Для Банникова эта информация не новость, он ее знает. Для Палметова сведения о наличии у Кожлаева счетов в «Бэнк оф Нью-Йорк» – это уже кое-что, но я всегда могу сказать, что это лишь первый этап работы. Зато для Харунова и чеченцев! Дискетка Пачевского, база данных работы Повольского банка и, наконец, создание фирмы «Возврат» – все это ясно и однозначно свидетельствовало, что я ищу деньги Кожлаева. Те самые деньги, из-за которых Мусаф Харунов грохнул сначала самого Кожлаева, а потом изуродовал Капельникова в Вене и аннигилировал Рогачеву в Будапеште…
Так неужели теперь – моя очередь?
«Доигрался! – заорал мой внутренний голос. – До-иг-рал-ся, блин! Харунов – это тебе не Палметов, не Банников и даже не чеченская мафия! Это Хаттаб, Басаев, „Аль-Каида“! Если Кожлаев обещал им какие-то деньги, а они его грохнули, то теперь они считают своими все его деньги. Разве ты не понимал этого раньше? Так куда же ты лез, кретин? Это ты не смог достать Хаттаба в Чечне, и даже весь наш спецназ в очередной раз не смог его ликвидировать, но для Хаттаба ликвидировать тебя в Москве – проще простого. Теперь, когда Буш бросил все ФБР и ЦРУ на то, чтобы перекрыть „Аль-Каиде“ финансы и арестовать банковские счета исламских террористов во всем мире, у Хаттаба враз прекратился приток денег, и каждый доллар, который он сможет достать со счетов Кожлаева, для него как воздух, как кислород…»
Вот, вот почему этот налет!
От этой простой мысли страх всосался в душу и подморозил коленки.
Если Хаттаб сцепился с Валидом из-за трехсот тысяч долларов, то что он сделает со мной из-за кожлаевских миллионов?
Между тем сумерки за окном сгущались – ранние, холодные, уже октябрьские. И с наступлением этой мерзкой темени ощущение неизбежного, неотвратимого наезда чеченского катка – что с минуты на минуту дверь моя просто слетит с петель и чеченская бригада ворвется сюда, чтобы выламывать мне руки и ребра, рвать ноздри, прижигать гениталии и выкалывать глаза, – это ощущение надвигающегося вала беды вдруг сорвало меня с места.
Вы знаете, что такое смертельная паника? Вы когда-нибудь испытывали ее? Говорят, что от страха волосы дыбом встают на голове. Вранье! От настоящего, до ужаса, страха волосы превращаются в ежовые колючки, обращенные острием в мозг! Душа комком прячется где-то в паху, а мысли даже не скачут, а трясутся в голове, как мозги эпилептика. Да, я, прошедший Афган и Чечню, я, подполковник и кавалер трех боевых орденов, струсил и запаниковал, как самый последний не знаю кто, – именно потому, что я был в Афгане и был в Чечне! Именно потому, что я видел трупы наших заложников и знаю тех нескольких счастливчиков, которых родственники выкупили у безжалостных чеченских отморозков, – с отрубленными пальцами, даже у детей… Бандитский беспредел, богующий в нашей стране с начала 90-х годов, породил взрыв чеченского беспредела, помноженного на дудаевскую войну, доступность любого оружия и остервенение наших собственных зачисток…
Нет, уходить! Немедленно уходить, бежать, сматываться сию же минуту! Потому что сколько им нужно времени, чтобы пролистать мои файлы в компьютере и вернуться сюда по мою грешную душу?
Лихорадочно побросав в дорожный чемодан что-то из одежды, документы из тайника и «Пентакс» с флоридской пленкой, которую я так и не успел проявить, я надел пальто и шагнул к двери.
Однако профессия, которой отдана вся жизнь, – это уже не профессия, господа, это натура. Возле двери я остановился. Нет, уходить нужно так, чтобы не осталось никаких следов моего пребывания здесь! Человек вышел днем из квартиры и пока не возвращался. Он не побежал в милицию, не поднял на ноги свою родную ФСБ, он вообще понятия не имеет, что за ним идет охота. Это даст мне хоть какое-то время…
Укротив трусливую дрожь в душе, я снял пальто и повесил его на вешалку – туда, где оно и висело. Я открыл чемодан и, настороженно прислушиваясь к тишине в коридоре, вернул на место в шкафу свои свитера, пару пиджаков и нижнее белье. Да, в своей собственной квартире я вел себя чутко и осторожно, как вор. И даже камеру – дорогой японский «Пентакс» с мощным телеобъективом – пришлось (со вздохом) положить на место, вынув из нее, естественно, пленку. А сам чемодан лег на шкаф, где и лежал до этого. И зубная щетка, и паста, и электробритва – в ванную. Так, все по местам? Я сунул в простой пластиковый пакет документы, изъятые из тайника, туда же положил коробку с новеньким автоответчиком и фотопленку из «Пентакса» и огляделся – что еще нужно сделать, чтобы убрать следы моего визита? Ах да – водка! Початая бутылка «Столичной», которая стояла в холодильнике, теперь пуста. Что ж! Жаль, что у меня нет ни яда, ни взрывчатки. Но маленький сюрприз гостям все-таки можно оставить: я слил в эту бутылку остатки уксуса, который был у меня в кухонном шкафчике, и поставил «Столичную» назад в холодильник. Enjoy, как говорят американцы, пейте на здоровье!
