— Да…
— Я вас хорошо понимаю. У меня пять детей, я за каждого могу жизнь отдать. Воровать детей, делать из этого бизнес — это против Аллаха, эти люди не чеченцы. Пусть они меня проверят, пусть найдут мою семью в Курчалое — я им это все равно в лицо скажу. Воевать за Чечню можно, а детей воровать — нельзя.
— А если понадобится поехать в Чечню за сестрой, вы сможете поехать? — спросила Алена.
— Даром не поеду, — ответил Усман, — а за триста долларов поеду.
— Если привезете сестру, я вам больше дам.
— Больше не надо, я на детях не зарабатываю. Я правоверный. Только дорогу мне оплатишь, и все.
Алена еще раз осмотрела этого Усмана и решила, что ему можно доверять. Через два дня оказалось, что его кандидатура устроила и похитителей.
— Молодец! — похвалили Алену из Чечни. — Правильный человек нашла!
Алена со Стасом отправились в Хорёнки.
— Ты уверена в этом чечене? — спросил по дороге Стас.
— Его Чуйков привез, ФСБ. И в Чечне приняли.
Джип Стаса подъехал к дому бабы Феклы, где теперь жил отец. Стас нажал на гудок — один раз… второй… третий…
Но никто не выходил из дома.
Алена и Стас переглянулись, открыли калитку, прошли через двор, постучали в дверь. Никто не отозвался. Стас толкнул дверь, она оказалась незапертой. Встревожившись, они вошли в дом и в изумлении замерли на месте.
Горница бабкиного дома была переоборудована в любительскую радиостанцию: вдоль стены на козлах были настелены свежеструганые доски, на них стояли допотопный ламповый радиопередатчик, несколько старых пленочных магнитофонов с бобинами, патефон с пластинками, еще какое-то оборудование. Такой же, на козлах, стеллаж вдоль соседней стены занимали подшивки газет «Знамя труда», «Аргументы и факты», «Известия», «МК», «Коммерсантъ» и прочих.
А перед радиопередатчиком сидел Петр Бочкарев с наушниками на голове и вещал в микрофон:
— Внимание! Говорит радиостанция «Народная волна». У микрофона Петр Бочкарев. Завершаю анализ антинародной прессы…
Увидев Алену и Стаса, он замахал на них руками и продолжил в микрофон:
— Совершенно ясно, что, несмотря на видимую свободу слова, никакой настоящей свободы у нас нет. Все газеты прославляют антинародный курс правительства, в то время как учителя голодают, шахтеры бастуют, детская смертность растет, а чечены похищают наших детей. Я призываю всех мыслящих людей России объединиться, пока не поздно, в новое правозащитное движение «Колокол»!
— Тьфу ты! — сказал Стас в сердцах. — Опять за свое! Лучше бы ты кололся, отец!
Бочкарев недовольно выключил микрофон и завел патефон. Пластинка закрутилась под иглой, и в воздухе прозвучало: «Вставай, страна огромная! Вставай на смертный бой…»
— А где твоя малолетка? — спросила Алена отца. — Я ее тот раз не застала, и опять… Прячешь, что ли?
— Ну, в школе она, — нехотя сказал отец.
— Как в школе? Она что, школьница еще?
— Ну… — подтвердил отец. — Одиннадцатый класс заканчивает.
— Во дает! — Стас крутанул головой.
— Папа, ты вообще соображаешь? — возмутилась Алена. — Тебя опять посадят!
— Почему? Ей уже семнадцать лет… ну, будет через месяц.
— Нет, это ж подумать! Она младше меня!..
— Дети! — перебил Бочкарев. — Это вы подумайте! Я пятнадцать лет отсидел! Без женщин. Имею право пожить. Как Мандела!
Телефонный звонок прервал эту беседу отцов и детей. Алена поспешно зарылась в своей сумке, достала мобильный.
— Алло! Да, это я. Посылка? Какая посылка? Откуда? Хорошо, уже еду! — Алена дала отбой и сказала Стасу: — Это Виктор с почты. Мне из Чечни посылка.
Оставив Стаса с отцом, Алена выскочила из дома, пробежала в сарай и, подняв крышку в полу, спустилась в погреб.
Там снова были изменения — на полках вместо оружейного арсенала Стаса лежали высоченные стопки старых газет и правозащитной литературы. Алена раздвинула эти стопки, толкнула «живой» кирпич в стене, по локоть сунула руку в открывшуюся дыру и извлекла пластиковую сумку — ту самую, в которую по дороге из Шереметьева сложила двести тысяч долларов. Теперь она достала из этой сумки десять пачек, завернула в несколько старых газет и сунула обратно в тайник. Поставила кирпич на место, а с сумкой, в которой осталось сто тысяч долларов, полезла по лесенке вверх.
166
Посылка оказалась пакетом, завернутым в грубую бумагу и перевязанным грязной бечевкой.
— Вот, — сказал Виктор. — На крыльце у почты лежало. Я утром стал почту открывать, вижу — лежит. То есть это не по почте пришло, а подбросили.
Алена выхватила пакет, попыталась порвать бечевку.
— Осторожно! — сказал Виктор. — А вдруг там взрывчатка…
— Да ладно! — отмахнулась Алена и повернулась к Стасу: — Нож есть?
— От них всего можно ожидать, — заметил Виктор.
— Дай сюда. — Стас забрал у Алены бандероль, достал финский нож на пружине и вспорол пакет. Из пакета выпали видеокассета и крохотный сверток. Стас передал кассету Алене и спросил у Виктора: — У тебя видик есть?
— Есть, но старый, «Самсунг».
— Сойдет. — Стас развернул сверток. В свертке лежал обрубок мизинца — две фаланги с ногтем.
Алена обмерла:
— Боже! Это Настин палец!..
— Ну, курвы! — выругался Стас.
В задней комнате сельской почты, где жил теперь Виктор, видеокассета нырнула в щель видеомагнитофона, Виктор нажал кнопку «Play». На экране телевизора возник какой-то полутемный подвал и Настя в лохмотьях — избитая, с синяками на лице и на шее. Мужчина в камуфляже и с маской на лице завязал Насте глаза темной повязкой, усадил ее на стул, а ее левую руку положил на стол и прижал все пальцы, кроме мизинца. Второй мужчина в маске и камуфляже поднял секач, примерился и… одним ударом отсек мизинец.
Алена, глядя на экран, вскрикнула и, кусая кулаки, спрятала лицо на груди у Стаса.
— Звери… — сказал Стас, гладя ее по голове. — Ну, тихо, сестренка, тихо. Мы их достанем.
Алена лихорадочно достала из сумки свой мобильный телефон, набрала номер.
— Алло! ФСБ? Мне Чуйкова. Николай? Приезжайте за деньгами. Нет, не половину! Всё возьмите! Все двести пятьдесят! Только пусть отдадут ее! Сразу! — И, дав отбой, повернулась к Стасу: — Давай обратно к отцу. И — твой полтинник. Быстрей!
— Алена, это риск… — предупредил он.
— Ты что, не видел?! — сорвалась она в истерику. — Не видел?! Они ее режут!!!
Через час в Долгих Криках, сидя в машине Чуйкова, Алена из сумки выкладывала на заднее сиденье пачки стодолларовых купюр.
