Алена, потрясенная, слушала, распахнув глаза.
— С тех пор, — продолжал Красавчик, — я, если ты заметила, никогда не ем картошку, даже в лучших ресторанах… Н-да… В четыре года я нашел куда можно прятаться от этой ужасной жизни. В библиотеку. Туда никто не ходил, все дети играли в футбол или бегали воровать жмых на соседний рынок. А я залезал в библиотеку и сидел там часами, рассматривал книжки. Не знаю, каким образом, но я сам научился читать, никто мне не показывал буквы. Это была трофейная библиотека, там были книги и русские, и немецкие, и французские. А мне же было все равно, я выучил все буквы и в шесть лет читал на трех языках. Потом меня, конечно, на этом поймали и избили — люди, как ты знаешь, не любят, когда кто-то умнее их. Особенно воспитатели. Директор детдома бил меня сам, он был офицер и бил меня офицерским ремнем с пряжкой…
Алена смотрела на него влюбленными глазами, и слезы опять потекли по ее щекам.
— Бедный мой… Дорогой… — сказала она, утирая мокрые от слез губы. — Я не знала этого… Я тебя никогда не брошу…
Поезд остановился на границе, в вагон вошли польские пограничники, стали проверять паспорта у пассажиров.
— Панове! Панове! Пачпорт…
У последнего купе полицейский офицер предъявил им папку с документами на Красавчика и Алену. Взглянув на эти документы, пограничник уважительно присвистнул и с явным любопытством посмотрел на Алену и Красавчика.
— Читали про вас в газетах, читали! — сказал он попольски. — Вот вы какие… Даже отпускать жалко…
Но электровоз загудел, и поляки покинули вагоны.
Проехав по мосту через Прут, поезд опять остановился, но уже у платформы на российской стороне. В вагон вошли российские пограничники и офицер милиции с нарядом. Пограничники стали проверять паспорта у пассажиров, а офицер милиции прямиком подошел к купе, которое стерегли польские охранники. Здесь польский офицер вручил ему папку с делом Красавчика и Алены и их паспорта, снял с Красавчика и Алены польские наручники и козырнул русскому офицеру. Тот расписался в акте о приеме депортированных, и поляки ушли.
Красавчик облегченно поднялся, разминая запястья рук, потом достал из кармана «Мальборо».
— Ну слава Богу! Спасибо, ребята! — сказал он и протянул сигареты пограничникам. — Курите?
— Сидеть! — вдруг грубо прикрикнул на него офицер. — Руки на стол! Руки! — И, достав из-за спины наручники, стал надевать их Красавчику.
— Как? — изумился Красавчик. — Вы что, не получили… указаний?
— Мы все получили. Следуйте за мной! — хмуро сказал офицер и приказал своим милиционерам: — Берите его!
Менты взяли Красавчика за локти и повели к выходу, офицер двинулся за ними.
— А это… — растерянно сказала Алена. — А я?
Офицер повернулся:
— Ой, извините! — И подал ей ее паспорт. — Вот, вы свободны.
Алена от изумления даже онемела, забыла поблагодарить.
Офицер вышел, поезд тронулся, Алена взглянула в окно.
Там, на платформе, милиционеры грубо тащили Красавчика к своей милицейской машине.
Алена приникла к окну, но поезд уже набрал ход…
148
В тире Фонда поддержки воздушных путешествий в защиту мира и прогресса председатель, отстреляв из «глока» по мишеням и отдав пистолет для перезарядки, подошел к Алене.
— Хреновы дела, Алена, хреновы! — сказал он. — Грузовик с духами — это фигня, мелочь, это мы закрыли. Тем более что тот поляк хотел тебя изнасиловать, вы у него грузовик угнали в порядке самообороны. Верно?
— Ну да, — подтвердила Алена.
— А спекся твой Красавчик на другом. Он какое-то бесценное ожерелье свистнул у Гжельского из сейфа. Как он до этого сейфа добрался, ума не приложу! Там такая охрана! Гжельский теперь всю милицию на рога поставил! У него, оказывается, видеокамера над сейфом стоит, и на пленке твой Красавчик и в фас, и в профиль — как он это ожерелье берет. Что против этого можно сделать?
Алена похолодела.
— А это… А давно там видеокамера стоит?
— Хрен его знает! Гжельский! Он же все на видео снимает — и как с прокурором в бане парится, и как с компаньонами переговоры ведет. У тебя, по-моему, с ним тоже что-то было…
— Это к делу не относится, — отрезала Алена. — Красавчик — ваш человек, он залетел за решетку, а у вас Фонд поддержки полетов, вы должны его вынимать. По понятиям.
— Ишь как ты научилась разговаривать! — удивился председатель.
— Ваша школа. Нужно замочить этого Гжельского, и все!
Тут председателю поднесли заряженный пистолет. Но Алена перехватила его, стала на исходную позицию и расстреляла мишень — пули легли в «восьмерки» и «девятки».
— Неплохо, — сказал председатель, забирая свой «глок». — Только Гжельского уже не замочишь, он сам кого хочешь замочит — он теперь в правительство вошел. Но… Есть одна контора — чудеса делают. Президента от прессы защищают, олигархов — от президента, и вообще…
— Что за контора? Как называется?
— «Маркович и партнеры», адвокатская фирма. Но знаешь, сколько это может стоить?
Алена безразлично пожала плечами:
— Это ваши проблемы.
Офис адвокатской фирмы оказался недалеко от центра. Алена — одетая в деловой костюм и «откалиброванная» деловой прической и макияжем — подошла к парадной дубовой двери с небольшой медной доской «Маркович и партнеры» и нажала кнопку звонка. Но дверь не открылась, вместо этого женский голос произнес откуда-то сверху, словно с небес:
— Слушаю вас, девушка.
Алена поняла, что ее видят изнутри.
— Я к Марковичу Генриху Павловичу, — ответила она, ища глазами видеокамеру.
— Вам назначено? — спросил голос.
— Да.
— Ваша фамилия?
— Бочкарева. Алена Бочкарева.
После короткой паузы голос сказал «Входите», щелкнул внутренний замок, и Алена открыла дверь.
При входе, в коридоре, за столом сидела секретарша, окруженная телефонными аппаратами, компьютером и экранами видеокамер. Телефоны негромко звонили. Смерив Алену быстрым взглядом, секретарша сказала в промежутке между телефонными звонками:
— Присаживайтесь, — и тут же отвлеклась на очередной звонок: — Алло, адвокатское бюро. Марковича? Представьтесь, пожалуйста… Ой, извините, Борис Абрамович, я вас не узнала, богатым будете. Он сейчас на переговорах, я передам, что вы звонили… Алло! Адвокатское бюро…
Алена села, огляделась.
В длинном коридоре было несколько дверей. Из этих дверей то и дело выходили мужчины в деловых костюмах, при галстуках, с папками и фолиантами в руках. Поглядывая на Алену, они делали ксерокопии на стоящей в коридоре копировальной машине, курили, снова оглядывались на Алену и исчезали в кабинетах. А секретарша без остановки отвечала на телефонные звонки:
