Мать пожала плечами:
– Его диабет – его инсулин. Я этим не занималась.
– А врач? Кто у него врач?
– Ну, раньше, в пароходстве была эта… как ее… ну, еврейка… – сказала мать. – Но она уже умерла… Да и пароходство сдохло. А зачем тебе?
Ольга взяла с полки телефонную книгу, стала листать.
– Что ты ищешь? – спросила мать.
– Аптеки возле нашего дома.
И села, достала из своей сумки блокнот и принялась выписывать из телефонной книги адреса и телефоны аптек, говоря между делом:
– Ты же знаешь – диабетики не живут без инсулина. Я должна узнать, какой у него запас… Ма, а ты его когда-нибудь вообще любила?
– Вот только этого не надо! «Любила – шмубила»! – возмутилась мать и открыла холодильник.
На этот звук боксер, вновь улегшийся в массажном кресле, тут же поднял голову.
Мать достала из холодильника эскимо.
Боксер сделал стойку, но мать отмахнулась от него рукой:
– Лежать! – И Ольге: – Будешь мороженое?
При слове «мороженое» боксер поднял уши торчком.
– Нет, спасибо, – сказала Ольга.
– Видишь? – кивнула мать на пса. – А говорят, собаки наш язык не понимают. А этот – как скажешь «мороженое», так сразу…
Боксер открыл один глаз.
– Спи! – приказала ему мать и повернулась к Ольге: – Конечно, любила. Была дура и любила. Иначе как бы ты родилась?
Боксер, поворчав, улегся спать.
– А теперь ты поумнела? – спросила Ольга.
– Детка, у нас одна жизнь, понимаешь? – Мать облизнула эскимо. – А наши мужики по полгода в море! И не просто в море – если бы! А то – в Сингапуре! В Танжере! В Барселоне! Откуда ты знаешь, что у них там? «У ней такая маленькая грудь! И губы, губы алые, как маки» – знаешь такую песню?
– Папа тебе не изменял.
– Откуда ты знаешь?
– Знаю.
– А какая разница? – спросила мать. – Его нет месяцами, а я все ночи одна. На хрена мне это монашество?
Ольга закрыла блокнот.
– Мама, я пошла.
Она положила на место телефонную книгу и направилась к двери.
Боксер, тут же проснувшись, проводил ее взглядом.
– Нет, ты ответь! – требовательно сказала мать. – Почему мы должны ждать, пока они придут из рейса? Жизнь одна! И я хочу мужика каждый день!
– И каждую ночь, – сказала Ольга. – Открой мне дверь.
– Да, и каждую ночь! А что? – с вызовом повторила мать. – Это запрещено? – но тут же сменила тон: – У тебя-то в Москве есть мужик?
– Мама, отстань.
– Надеюсь, хоть теперь не моряк.
– При чем тут «моряк – не моряк»? Открой.
– При том! – сказала мать, вставляя ключ в дверной замок. – У меня теперь мужик – психолог. Он говорит, что все дочки повторяют ошибки своих матерей.
– Ма, я пошла…
И Ольга вышла из салона на улицу.
Через стеклянную витрину мать и боксер видели, как она голоснула частнику и уехала.
Мать в сердцах бросила боксеру недоеденное эскимо. Ротшильд поймал его на лету и проглотил.
6
Каюты капитанов на больших океанских судах обычно похожи на гостиничные апартаменты и занимают порой всю a-deck. У Казина его капитанская каюта была чуть скромнее, но тоже с капитанским салоном, спальней, ванной и буфетом. В салоне стояла хорошая и принайтованная к полу мебель – кресла, журнальный столик, письменный стол с ноутбуком. По углам – буфет, сейф и телевизор с видеомагнитофоном, стереосистема. Вдоль стен – застекленные полки с книгами по морскому делу. В другом углу – небольшая икона Ксении Петербургской, а над письменным столом две фотографии – пятилетний малыш с бескозыркой на голове и Казин с Ольгой, когда ей было лет десять, – оба стоят на капитанском мостике с видом на Белую Гавань.
Но Махмуда не интересовали ни содержимое буфета, ни ноутбук, он, как и все пираты, хорошо знал, что судовая касса всегда находится в капитанской каюте, и прямиком направился к сейфу.
– Открывай!
Сопротивляться было бесполезно, дуло автомата Махмуда бесцеремонно касалось виска Казина.
И едва капитан открыл дверцу сейфа, как Махмуд своими черными руками выхватил из глубины сейфа три пачки долларов, пачку евро, три блока «Мальборо», несколько аптечных упаковок инсулина и упаковку шприцев.
– Что это?
– Инсулин, – ответил капитан. – Там написано.
– Наркота?
– Нет. Лекарство от диабета.
– Врешь, – сказал Махмуд. – Вот шприцы. Значит, наркота.
Взломав одну ампулу, он вылил ее содержимое себе на язык, но тут же с отвращением сморщился и бросил коробки с инсулином обратно в сейф. Потом показал на фотографии:
– Это кто?
– Это мой внук…
– А это?
– Я с дочкой.
– Она не похожа на ту, что на судне.
Казин пожал плечами:
– С возрастом дети меняются…
Снаружи послышался нарастающий гул.
Махмуд выглянул в иллюминатор.
Это военный вертолет Евросоюза подлетал к «Антею», его пилот настойчиво вызывал по радио:
– «Антей»! «Антей!» Это вертолет Евросоюза! Отвечайте! Отвечайте!..
Но Махмуд лишь небрежно отмахнулся:
– Опоздали, белые обезьяны!
Идя с капитаном по грузовой палубе меж гаубиц и танков, жестко принайтованных к палубе стальными тросами (и не спуская с капитана свой «АК-47»), он похлопывал танки по броне и самодовольно твердил:
– I got it! I got it! It’s great! Tanks! Artillery! Allah akbar!!!
Действительно, Аллах сделал этому Махмуду воистину королевский подарок – «Антей», грузовое судно типа парома с несколькими палубами и аппарелью – мостиком, по которому вся техника своим ходом заезжает на судно и едет либо вниз, в трюм, либо на верхние палубы, – был, что называется, «под завязку» забит танками, пушками и гаубицами.
Перейдя от танков к пушкам, Махмуд вдруг остановился, подозрительно спросил у капитана:
– А куда ты все это вез?
– В Нигерию.
– Что?! – Махмуд в бешенстве вскинул автомат. – Нашим врагам? Я тебя убью!
Казин пожал плечами:
– Это не мое оружие, вот документы. Судно шведское, фирма «Blue Mount», груз греческой компании Георгиу Стефандополуса. А я просто нанят как капитан и делаю свою работу. Если ты меня зафрахтуешь, я и тебе привезу все, что ты купишь.
