Нет, вдруг подумал Рубинчик о Крамере, он уже не еврей. Потому что идея пострадать за чужую вину – это чисто русская идея, это от Достоевского и даже, наверно, от Христа. Но мало мы страдали и до Христа?…
Летит поезд, громкими гудками пытается отогнать ночные тени, но как только очередной гудок истаивает в темноте, из заснеженных русских лесов и полей снова и снова выходят души убиенных еврейских стариков и старух, мужчин и женщин, чтобы вмеcте со своими потомками навсегда уйти из этой окаянной и возлюбленной страны.
Рубинчик вглядывался в ночь, пытаясь увидеть в ней свою мать и отца, летящих рядом с окном.
А может, плюнуть на все, вдруг подумал он, плюнуть на свои амбиции, планы и даже на Книгу и отвезти их в Израиль? Там они успокоятся…
Он посмотрел на жену. Неля лежала наискось от него, на нижней полке, и в свете какой-то станции, промелькнувшей за окном, он вдруг увидел, что она не спит, а плачет с открытыми глазами.
«Подними Борю, я хочу увидеть его в последний раз!» – вспомнил он крик своей тещи и понял, о чем плачет его жена.
В отличие от его предков, которые все до единого превратились в тени и духи, Нелины родители были живы. Но живыми она их только что видела в последний раз.
А поезд все тянул и тянул на Запад все свои двенадцать вагонов. В десяти из них советские офицеры и дипломаты играли в преферанс, почитывали Юлиана Семенова и газетные сообщения об очередных происках империалистов и сионистов, пили дешевый молдавский коньяк, рижский бальзам, польскую сливянку и грузинский чай, закусывали киевской колбасой и рассказывали анекдоты армянского радио. У всех без исключения пассажиров этих десяти вагонов было прекрасное настроение и полная уверенность в своем безоблачном будущем. Мир принадлежал им – коммунистам, солдатам Кремля. Две тысячи лет назад так легко и весело пили вино римские легионеры, направляясь в какую-нибудь Грецию, Израиль и прочие отдаленные провинции своей империи. И так же по-хозяйски катили во Францию и на Украину немецкие офицеры всего лет сорок назад.
Но через эти вагоны, сквозь сигаретный дым, офицерские шутки и предложения «украсить компанию» и «угоститься алжирскими мандаринами», вперед, к четвертому вагону, пробиралась на последнее свидание с возлюбленным своим Кацнельсоном молодая русская женщина Наташа. Впрочем, она знала, верила и чувствовала, что это их последнее свидание – не последнее. Потому что рано или поздно она все равно сбежит из этой Империи за своим Боренькой Кацнельсоном – сбежит, куда бы он ни поехал!
Да, жестокую, необъяснимую шутку сыграла история с Империей коммунистов. Они подмяли под себя целые государства вмеcте с их армиями, правительствами и природными богатствами. Они железным занавесом, как обручем, сковали больше сотни великих и малых народов: известных независимостью и воинственностью грузин, поляков, венгров, татар, корейцев… Но на седьмом десятилетии их правления, в эпоху максимальной военной и политической мощи, они не смогли удержать в пределах даже собственной метрополии евреев – крохотный народ, не имевший ни своей территории, ни армии, ни даже своей газеты.
Некоторые историки объясняют этот феномен случайным стечением экономических обстоятельств, в силу которых московские правители были вынуждены менять евреев на американское зерно и технологию. Другие – разгулом массового государственного антисемитизма. Третьи – отчаянной борьбой евреев за выезд в государство Израиль, их обреченными на аресты демонстрациями, сидячими забастовками и даже попытками угона самолетов. Четвертые видят тут мистический, Божий промысел, который, как известно, уже пять тысяч лет хранит евреев от тотального уничтожения и ассимиляции.
Однако никто в те годы – ни коммунисты, ни сами евреи – не видел в этой эмиграции ее скрытого смысла и вещего знака Истории. Коммунисты полагали свою власть нерушимой и считали, что уступка евреям – это лишь небольшой клапан, который они могут в любой момент закрыть. А евреи… Евреи целиком разделяли это мнение. И потому, пользуясь, как они полагали, временной брешью, рвались прочь из этой страны, бросая все, кроме детей и нескольких чемоданов с вещами. А между тем…
Как малая трещина в плотине вызывает на себя давление всей толщи воды и предрекает крушение всей запруды, так возникновение первых эмиграционных пунктов в Бресте, Чопе и Шереметьеве означало перелом в истории Советской Империи и веху, предрекающую ее полный распад. Впрочем, до этого распада было еще долгих 12 лет. А пока победители, коммунисты, солдаты Кремля и «освободители мира» весело и безмятежно ехали в свои вассальные западные провинции, а рядом с ними, в четвертом и третьем вагонах, в ту же сторону, но еще дальше ехали «предатели Родины» и «жиды».
Глава 22
Брестский шлагбаум
Антисемитизмом я, батюшка, не страдаю, но мне часто становится жаль русских… Русские имеют свойство отдаваться беззаветно чужим влияниям… Именно, вот так как невеста или жена – мужу… Вообще, «спор» евреев и русских или «дружба» евреев и русских – вещь неоконченная и, я думаю, – бесконечная. Я думаю, русские евреев, а не евреи русских развратили политически, развратили революционно.
Из писем Василия Розанова Михаилу Гершензону, 1909-1913 гг.
Жизнь всякого большого и сильного народа, каков и русский народ, совершается так глубоко самобытно и неотвратимо, что сдвинуть ее с ее рокового пути даже на пядь не способны не только экономическое или литературное вмешательство евреев, засилье немцев и пр., но даже крупные исторические события – 1612, 1812, 1905 гг., исключая разве величайшие, вроде древних завоеваний.
Из письма Михаила Гершензона Василию Розанову, 18 января 1912 г.
В Бресте на вокзале были давка, неразбериха, столпотворение. Каждый час-полтора радио объявляло о прибытии нового поезда из Москвы, Киева, Баку, Адлера, Харькова и Ленинграда, и новые сотни евреев-эмигрантов – с детьми, родителями, чемоданами, узлами, детскими колясками, собаками и клетками с канарейками – присоединялись к старым, прибывшим сюда вчера, и позавчера, и позапозавчера и атакующим теперь билетные кассы и двери зала ожидания таможенного досмотра. Им всем надо было в Вену, немедленно – в Вену, на Запад! Оттуда начинался путь в свободный мир – в США, Израиль, Канаду, Австралию и даже в Южную Америку, но на этом пути был последний барьер – прямо у края платформы, где останавливался паровоз, стояли автоматчики и охраняли полосатый столб и шлагбаум с суровой надписью:
Государственная граница СССР
Да, вот она, совсем рядом! Уже пять веков – со времен Ивана Грозного – эти пограничные шлагбаумы и столбы держат миллионы российских граждан внутри империи, как в едином евро-азиатском концлагере.
«Ты затворил царство русское, сиречь свободное естество человеческое, словно в адовой твердыне,
– писал Ивану Грозному князь Курбский, первый русский перебежчик на Запад. –
Кто поедет из твоей земли в чужую, того ты называешь изменником, а если поймают его на границе, ты казнишь его разными смертями».
