— Кадет Путткаммер! Сомнительной ценности
«произведения» господина де Монтолона нет в программе нашей школы! А его
императорское величество даже изволили весьма критически отозваться об этой
книжонке! Посему, кадет, извольте не цитировать ее здесь. Вы меня просто
удивляете. До сих пор ваши ответы были вполне хорошими, очень точными, и вдруг
вы, кадет, начинаете толковать нам о чудесах и стечениях обстоятельств и
наконец позволяете себе критиковать способности командиров Менно Коегоорна,
одного из крупнейших военачальников, каких породила империя. Кадет Путткаммер и
остальные господа кадеты, соизвольте намотать себе на несуществующие у вас усы
и запомнить, если вы всерьез думаете сдать цензовый экзамен, что решающую роль
в битве под Бренной сыграли никакие не чудеса или случайности, а заговор!
Враждебные диверсионные силы, подрывные элементы, подлые возмутители порядка,
космополиты, политические банкроты, предатели и изменники! Язва, которую
впоследствии выжгли каленым железом! Однако прежде, чем это случилось, подлые
предатели собственной нации плели свои паучьи сети и готовили силки подвохов.
Именно они одурманили и предали тогда маршала Коегоорна, обманули его и ввели в
заблуждение! Это они, подлецы без чести и веры, привыкшие…
* * *
— Сукины дети, — повторил Менно Коегоорн, не
отрывая глаз от подзорной трубы. — Просто-напросто сукины дети. Но я вас
отыщу, погодите, я вас научу заниматься разведкой! Де Вингальт! Ты лично
разыщешь офицера, командовавшего патрулем за холмами на севере. Всех, весь
патруль, прикажешь повесить.
— Слушаюсь! — щелкнул каблуками Удер де Вингальт,
адъютант маршала. Откуда ему было знать, что Ламарр Флаут, тот самый офицер
патруля, именно в этот момент умирает под копытами лошадей атакующего с фланга
секретного резерва нордлингов, того самого, которого он не обнаружил. Де
Вингальт не мог также знать, что и ему самому жить осталось всего два часа.
— Сколько их там, господин Трахе, — Коегоорн
по-прежнему не отрывал подзорной трубы от глаз, — по-вашему?
— Не меньше десяти тысяч, — сухо ответил командир
Седьмой Даэрлянской. — В основном реданцы, но я вижу также шевроны
Аэдирна. Есть и единорог, значит, там же и Каэдвен… В количестве не меньше
хоругви…
* * *
Хоругвь шла галопом, из-под копыт летели песок и гравий.
— Вперед, Бурая! — орал пьяный, как всегда, сотник
Полугарнец. — Бей-руби! Каэдвееен! Каэдвееен!
«Язви его, ссать хоцца, мочи нет! — подумал
Зывик. — Надыть было отлить загодя перед боем… Теперича могу не успеть!»
— Вперед, Бурая!
«Вечно Бурая! Ежели где хреново, так — Бурая! Кого посылали
экспедиционным корпусом в Темерию? Бурую. Завсегда Бурая. А мне ссать хоцца».
Подлетели. Зывик рявкнул, вывернулся в седле и рубанул от
уха, разрубив наручье и плечо коннику в черном плаще с серебряной
восьмиконечной звездой.
— Бурая! Каэдвеееен! Бей-убивай!
С грохотом, лязгом и звоном, в реве людей и визге лошадей
Бурая, она же — Медвежья, хоругвь сбилась с нильфгаардцами.
* * *
— Де Меллис-Сток и Брайбан справятся с их
подмогой, — спокойно сказал Элан Трахе, командир Седьмой Даэрлянской
Бригады. — Силы уравнены, ничего плохого пока не случилось. Дивизия
Тырконнеля уравновешивает левый фланг, «Магна» и «Венендаль» сдерживают правый.
А мы… Мы в силах перевесить чашу, господин маршал…
— Ударить в стык, исправить положение после
эльфов, — сразу же понял Менно Коегоорн. — Выйти на тылы, вызвать
панику. Правильно! Так мы и поступим, клянусь Великим Солнцем! По частям,
господа! «Наузикаа» и Седьмая, пришел ваш час!
— Да здравствует император! — крикнул Кеес ван Ло.
— Господин де Вингальт, — повернулся
маршал, — возьмите адъютантов и эскадрон охраны. Хватит им бездельничать!
Идем в бой вместе с Седьмой Даэрлянской.
Удер де Вингальт слегка побледнел, но тут же взял себя в
руки.
— Да здравствует император! — крикнул он во весь
голос. И голос у него почти совсем не дрожал.
* * *
Русти резал, раненый выл и скреб стол. Иоля, героически
сражаясь с головокружениями, смотрела за повязками, жгутами и зажимами. От
входа в палатку доносился возбужденный голос Шани:
— Куда? Вы что, сдурели! Тут живые ждут спасения, а вы
претесь с трупом?
— Но это же сам барон Анзельм Обри, лично, мазель
фершелша! Это ж командир хоругви!
— Был командир хоругви. А сейчас — покойник! Вам
удалось притащить его сюда одним куском только потому, что у него плотные латы!
Забирайте! Здесь лазарет, а не морг!
— Но, мазель фершелша…
— Не загораживайте вход! Видите, несут такого, который
еще дышит. Во всяком случае, мне кажется, что дышит. Потому что это могут быть
лишь пер… э… газы выходят.
Русти хмыкнул, но тут же насупился.
— Шани! Немедленно ко мне! Запомни, девчонка, —
проговорил он сквозь стиснутые зубы, наклонившись над разрубленной
ногой. — Хирург может позволить себе быть циничным только после десяти лет
практики. Запомнила?
— Ага, господин Русти.
— Бери респиратор и оттяни надкостницу… А, дьявольщина,
надо бы еще немного обезболить… Где Марти?
— Блюет за палаткой, господин Русти, — без всякого
цинизма ответила Шани. — Как обожравшаяся кошка.
— Чародеи, — Русти взял пилу, — чем
выдумывать бесчисленные заклинания, страшные и могущественные, лучше б
сосредоточились на придумывании одного-единственного. Такого, которое позволило
бы им наводить мелкие чары. Например, обезболивающие. Но — запросто. И без
блевания.
Пила заскрипела и захрустела на кости. Раненый выл.
— Туже повязку, Иоля.
Кость наконец поддалась. Русти обработал ее долотом, отер
лоб.
— Сосуды и нервы, — сказал он машинально и
напрасно, потому что, прежде чем успел докончить фразу, девушки уже зашивали.
Он снял со стола ампутированную ногу и бросил в угол, на кучу других
ампутированных конечностей. Раненый уже какое-то время не ревел и не выл.
— Обморок или умер?
— Обморок, господин Русти.
— Хорошо. Зашей культю, Шани. Давайте следующего! Иоля,
пойди проверь, Марти уже все… выблевала?
— Интересно, — тихонько сказала Иоля, не поднимая
головы, — а сколько лет практики у вас, господин Русти? Сто?
* * *
