«Бедная, наивная зверушка, — подумал император Эмгыр
вар Эмрейс Деитвен Аддан ын Кари аэп Морвудд, Белое Пламя, Пляшущее на Курганах
Врагов. — Если б только ты знала, что именно выбирая такое, совершают
самые страшные ошибки».
Но что-то — может, далекое, давно забытое воспоминание — не
позволило императору произнести это вслух.
* * *
— Интересно, — сказала Нимуэ, выслушав
рассказ. — И правда интересный сон. Были еще какие-то?
— О! — Кондвирамурса быстрым и точным взмахом ножа
срезала верхушку яйца. — У меня все еще в голове кружится после той
сценки! Но это нормально. Первая ночь на новом месте всегда приносит
сумасшедшие сны. Знаешь, Нимуэ, о нас, сновидицах, говорят, будто наш дар не в
том, что мы умеем снить. Если опустить снения в трансе или под гипнозом, то
наши сонные видения не отличаются от снов других людей ни интенсивностью, ни
разнообразием, ни багажом предвещания. Нас отличает и о нашем даре говорит
нечто иное. Мы помним сны. Редко когда забываем, что нам снилось.
— Потому что у вас нетипичная и только вам присущая
работа желез внутренней секреции, — оборвала Владычица Озера. — Ваши
сны, говоря несколько упрощенно, не что иное, как выделения в организм
эндорфина. Как и многие стихийные магические таланты, ваш дар прозаически
органичен. Впрочем, к чему я говорю о том, что ты и сама прекрасно знаешь? Я
слушаю тебя. Так какие же сны ты помнишь еще?
— Молодого парня, — нахмурила брови
Кондвирамурса, — странствующего по голым полям с котомкой за плечами.
Голые весенние поля. Вербы… У дороги и на межах. Вербы кривые, дуплистые,
растопырившие ветви… Еще не зазеленевшие. Парень идет, осматривается. Наступает
ночь. На небе загораются звезды. Одна из них движется. Это комета. Красная,
рассыпающая искры, она наискосок пересекает небосклон.
— Браво, — улыбнулась Нимуэ. — Хоть я и
понятия не имею, кого ты видела во сне, можно по крайней мере точно определить
дату события. Красная комета была видна в течение шести дней весной в год
заключения цинтрийского мира. Точнее, в первые дни марта. В остальных снах тоже
появлялись какие-нибудь календарные события?
— Мои сны, — фыркнула Кондвирамурса, подсаливая
яйцо, — не календарь огородника. В них нет табличек с датами. Но, чтобы
быть точной, я видела сон о битве под Бренной, вероятно, насмотревшись на
полотно Николая Цертозы в твоей галерее. А дата битвы под Бренной тоже
известна. Та же самая, что и год кометы. Я ошибаюсь?
— Не ошибаешься. Что-нибудь особенное было в твоем сне
о битве?
— Ничего. Кони, люди, оружие. Люди толкались и орали.
Кто-то, вероятно, ненормальный, ревел: «Орлы! Орлы!»
— Что еще? Ты сказала, что снов был полный мешок.
— Не помню. — Кондвирамурса осеклась. Нимуэ
улыбнулась.
— Ну, хорошо. — Адептка гордо вскинула голову, не
давая Владычице Озера возможности позлословить. — Да, случается, что и я
забываю. Идеальных людей не бывает. Повторяю: мои сны — видения, а не
каталожные карточки.
— Знаю, — обрезала Нимуэ. — Я не проверяю
твои сновидческие способности. Это не экзамен, а анализ легенды. Ее загадок и
пробелов. Кстати, у нас получается вовсе не дурственно, в первых же снах ты
распознала девушку с портрета, двойника Цири, которую Вильгефорц пытался выдать
за наследницу цинтрийского престола.
Они замолчали, потому что в кухню вошел Король-Рыбак.
Поклонившись и буркнув что-то, он взял с буфета хлеб, горшок-двойчатку и
полотняный сверток. Вышел, не забыв поклониться и снова что-то пробурчать.
— Он сильно хромает, — сказала Нимуэ, по
возможности равнодушно. — Он был тяжело ранен. Кабан распорол ему на охоте
ногу. Поэтому он почти все время проводит в лодке. В гребле и рыболовстве рана
ему не мешает, на лодке он забывает о своей беде. Это очень порядочный и добрый
человек. А мне…
Кондвирамурса тактично молчала.
— А мне необходим мужчина, — деловито пояснила
миниатюрная чародейка.
«Мне тоже, — подумала адептка. — Черт побери, как
только вернусь в Академию, первым делом дам… кому-нибудь себя совратить.
Целибат, конечно, вещь хорошая, но не дольше одного семестра».
Нимуэ кашлянула.
— Если ты закончила с завтраком и мечтаниями, идем в
библиотеку.
* * *
— Вернемся к твоему сну.
Нимуэ раскрыла папку, перебросила несколько акварелей,
вынула одну. Кондвирамурса узнала сразу.
— Аудиенция в Лок Гриме?
— Разумеется. Двойника представляют императорскому
двору. Эмгыр делает вид, будто позволил себя обойти, строит хорошую мину при
плохой игре. Вот, взгляни, послы Северных Королевств, для которых разыгрывается
этот спектакль. А вот здесь мы видим нильфгаардских герцогов, получивших
афронт: император пренебрег их дочерьми, отверг предложения вступить в родство.
Жаждущие мести, они перешептываются, наклонившись друг к другу, уже готовят
заговор и убийство. Девочка-двойник стоит склонив голову, художник, чтобы
подчеркнуть таинственность, даже надел на нее скрывающую лицо вуаль.
— И ничего больше, — продолжила после паузы
чародейка, — мы о фальшивой Цири не знаем. Ни одна из версий легенды не
сообщает, что сталось с ней впоследствии.
— Однако можно догадываться, — печально заметила
Кондвирамурса, — что ее судьбе не позавидуешь. Когда Эмгыр получил
оригинал — а мы знаем, что он его получил, — он освободился от
фальсификата. Когда я снила этот сон, я не почувствовала трагедии, а ведь в
принципе должна была бы что-то ощутить, если б… С другой стороны, то, что я
вижу, не обязательно происходило в реальности. Как каждый человек, я вижу
сонные миражи, мечты. И… страхи.
— Знаю.
* * *
Они беседовали до обеда, просматривая папки и фасцикулы
[7]
с
гравюрами. У Короля-Рыбака, видимо, выдался удачный день, потому что на обед
подали лосося на вертеле. На ужин тоже. Ночью Кондвирамурса спала скверно.
Слишком плотно поела.
Сон не пришел. Она была угнетена, но Нимуэ ничуть не
расстроилась. «У нас есть время, — сказала она. — У нас впереди еще
много ночей».
* * *
