Когда он прикоснулся, она резко вскочила, перевернула кубок
— к счастью, пустой. Хотела схватиться за меч, но тут же успокоилась. Она
сидела в трактире «У черной кошки» и, видимо, уснула, задремала за столом.
Рука, коснувшаяся ее волос, была рукой полной хозяйки. Цири терпеть не могла
таких фамильярностей, но женщина прямо-таки излучала расположение и доброту, за
которые нельзя было отплатить грубостью. Цири позволила гладить себя по голове,
улыбаясь, слушала мелодичную, позванивающую речь. Она была утомлена.
— Мне надо ехать, — сказала она наконец.
Женщина улыбнулась, певуче зазвенела. «Как
получается, — подумала Цири, — что во всех мирах, местах и временах,
на всех языках и наречиях единственно это слово всегда звучит понятно? И всегда
похоже?»
— Да, к маме. Моя мама ждет меня.
Трактирщица проводила ее во двор. Прежде чем Цири оказалась
в седле, женщина вдруг крепко обняла ее, прижала к пышному бюсту.
— До свидания. Благодарю за прием. Вперед, Кэльпи!
Она направилась прямо на дугообразный мост над спокойной
рекой. Когда подковы кобылы зазвенели по камням, она оглянулась. Женщина все
еще стояла перед трактиром.
Концентрация. Кулаки к вискам. В ушах шум, как изнутри
морской раковины. И неожиданно мягкое и черное ничто.
— Bonne Chanse, ma fillei
[41]
— крикнула ей вслед
Тереза Ляпен, трактирщица из постоялого двора «Au chat noir»
[42]
в Пон-сюр-Жонн
у тракта, ведущего из Мелуна в Оксерр. — Удачи в пути!
* * *
Концентрация, кулаки у висков. В ушах шум, словно изнутри
морской раковины. Вспышка. И неожиданно мягкое и черное ничто.
Место. Озеро. Остров. Башня. Луна, словно талер,
перерубленный пополам, его блеск отражается в воде светлой дорожкой. На дорожке
лодка, в лодке мужчина с удочкой…
На террасе… Две женщины?
* * *
Кондвирамурса не выдержала, взволнованно крикнула и тут же
прикрыла рот рукой. Король-Рыбак с плеском упустил якорь, ворчливо выругался,
потом раскрыл рот, да так и замер. Нимуэ даже не дрогнула.
Прочерченная лунной дорожкой гладь озера задрожала и
покрылась рябью, как под ударом ветра. Ночной воздух над зеркалом вод лопнул —
так лопается разбитый витраж. Из трещины появилась вороная лошадь. На ней — всадница.
Нимуэ спокойно протянула руку, произнесла заклинание.
Висящий на стояке гобелен неожиданно разгорелся, расцвел феерией разноцветных
огоньков. Огоньки отразились в овале зеркала, заплясали, заклубились в стекле,
как цветные пчелы, и неожиданно выплыли радужным призраком, расширяющейся
лентой, от которой стало светло как днем.
Вороная кобыла поднялась на дыбы, дико заржала. Нимуэ резко
развела руки, выкрикнула формулу. Кондвирамурса, видя возникающее в воздухе и
увеличивающееся изображение, сконцентрировалась сильнее. Изображение тут же
набрало резкость. Вырисовался портал. Ворота, за которыми возникло…
… плоскогорье, усеянное остатками кораблей. Замок, приникший
к острым скалам обрыва и возвышающийся над черным зеркалом горного озера…
— Сюда! — пронзительно крикнула Нимуэ. — Вот
дорога, по которой ты должна идти! Цири, дочь Паветты! Войди в портал, ступай
путем, ведущим на встречу с Предназначением! Да замкнется кольцо времен! Да
погрузит змей Уроборос зубы свои в хвост свой!
— Прекрати блуждания! Спеши, спеши на помощь близким!
Это верный путь, ведьмачка!
Кобыла заржала снова, снова принялась месить копытами
воздух. Девушка в седле крутила головой, глядя то на Нимуэ, то на изображение,
порожденное гобеленом и зеркалом. Откинула волосы, и Кондвирамурса увидела у
нее на щеке безобразный шрам.
— Доверься мне, Цири! — крикнула Нимуэ. —
Ведь ты меня знаешь! Ты уже однажды видела меня!
— Я помню, — услышала она. — Верю. Благодарю.
Они видели, как подстегнутая поводьями кобыла легким
танцующим шагом вбежала в свет портала. Прежде чем изображение затуманилось и
расплылось, они увидели, как пепельноволосая девушка машет им рукой,
обернувшись в седле.
Потом все исчезло. Поверхность озера успокоилась,
разгладилась лунная дорожка.
Было так тихо, что казалось, будто они слышат хриплое
дыхание Короля-Рыбака.
Сдерживая навертывающиеся слезы, Кондвирамурса крепко обняла
Нимуэ. Она чувствовала, как дрожит миниатюрная чародейка. Так, обнявшись, они
сидели какое-то время. Молчали. Потом обе повернулись туда, где исчезли Врата
Миров.
— Удачи тебе, ведьмачка! — воскликнули они в
унисон. — Удачи тебе на пути!
Глава 8
Неподалеку от того луга, места той жестокой сечи, в коей,
почитай, вся сила Севера сошлась со всей мощью нильфгаардской, стояли ранее два
рыбацких поселения: Старые Жопки и Бренна. Однако ж поелику к тому часу Бренна
была уже пожжена дотла, то говорили поначалу о Битве под Старыми Жопками.
Теперь же говорят не иначе как «Битва под Бренной», и тому есть две причины.
Primo, отстроенная Бренна стала ноне большим и цветущим поселением, а Старые
Жопки многие лета не заселялись и след по ним простыл, зарос крапивой, пыреем и
лопухами. Secundo, как-то не личило такое название великим достопамятным и
трагическим боям. Да и верно, как же так: баталия, в которой тридесять с лишком
тысяч бойцов полегло, — и вдруг мало что Жопки, так еще и Старые?
Так и вышло, что во всей исторической и военной литературе
принято стало писать о Битве под Бренной, как у нас, так и в нильфгаардских
источниках, коих, к слову сказать, гораздо боле, чем нежели наших.
(Достопочтенный Ярре-старший из Элландера. Annales seu
Cronicae Incliti Regni Temeriae)
— Кадет Фиц-Остерлен — оценка неудовлетворительная.
Садитесь. Хочу обратить ваше внимание, господин кадет, на то, что отсутствие
знаний о знаменитых и важных битвах в истории своей родины в принципе
недостойно любого патриота и доброго гражданина, а для будущего офицера —
попросту скандально! Позволю себе сделать еще одно небольшое замечание. За все
двенадцать лет, кои я преподаю в этом училище, я не припомню ни одного экзамена
на офицерское звание, на котором не был бы задан вопрос о Битве под Бренной.
Посему невежество в этом вопросе практически перечеркивает шансы на карьеру в
армии. Впрочем, коли вы барон, так вам вовсе не обязательно быть офицером:
можно испробовать свои силы в политике. Либо дипломатии. Чего от всей души вам
и желаю, кадет Фиц-Остерлен. А мы, господа, возвратимся под Бренну. Кадет
Путткаммер!
— Я!
