Кондвирамурса вздохнула.
Горизонт пылал золотом и пурпуром. Пурпурно-золотая полоса
протянулась на водах озера от горизонта до острова.
Они сидели на террасе, в креслах, позади было зеркало в раме
красного дерева и гобелен, изображающий притулившийся к каменной стене замок,
что глядится в воды горного озера.
«Который уже это вечер, — подумала
Кондвирамурса, — который уже вечер мы сидим вот так, до самой темноты и
позже тоже, в темноте? Безрезультатно. Только болтая».
Похолодало. Чародейка и адептка укрылись шубами. С озера
доносился скрип уключин, но лодки Короля-Рыбака видно не было, она терялась в
слепящем зареве заката.
— Мне довольно часто снится, — вернулась
Кондвирамурса к прерванной беседе, — что я в ледовой пустыне, в которой
нет ничего, только белизна снега и навалы искрящегося на солнце льда. До самого
горизонта — ничего, только снег и лед. И тишина. Тишина, звенящая в ушах.
Противоестественная тишина. Тишина смерти.
Нимуэ кивнула, словно показывая, что знает, о чем речь. Но
ничего не сказала.
— И вдруг, — продолжала адептка, — вдруг мне
начинает казаться, будто я что-то слышу, чувствую, как лед дрожит у меня под
ногами. Опускаюсь на колени, разгребаю снег. Под снегом лед, прозрачный как
стекло, как на чистых горных озерах, когда камни на дне и плавающие рыбы видны
сквозь саженную толщу воды. Я в моем сне тоже вижу. Хотя толщина ледяного слоя
десятки, может, и сотни саженей, но это не мешает мне видеть… И слышать… Людей,
взывающих о помощи. Там, внизу, глубоко подо льдом… лежит замерзший мир.
Нимуэ смолчала и на этот раз.
— Конечно, я знаю, — продолжала адептка, — в
чем источник этого сна. Пророчество Итлины. Знаменитый Час Белого Хлада и Век
Волчьей Пурги. Мир, умирающий среди снегов и льдов, чтобы, как гласит
пророчество, через много веков возродиться вновь. Чище и лучше.
— В то, — сухо сказала Нимуэ, — что мир
возродится, я глубоко верю. В то, что будет лучше, — не очень.
— Не поняла.
— Ты слышала, что я сказала.
— И не ослышалась? Нимуэ, Белый Хлад предсказывали уже
неоднократно, и всякий раз, когда наступала холодная зима, говорили, что
вот-де, он, хлад-то этот, и пришел. Сегодня даже дети не верят, что зима, какая
она ни будь, может угрожать миру.
— Это ж надо! Дети не верят, а я, представь себе, верю.
— Исходя из каких-то рациональных соображений? — с
легкой иронией спросила Кондвирамурса. — Или исключительно из мистической
веры в безошибочность эльфьих пророчеств?
Нимуэ долго молчала, пощипывая мех шубы.
— Земля, — начала она наконец слегка менторским
тоном, — имеет форму шара и вращается вокруг Солнца. С этим ты согласна?
Или, может, тоже входишь в какую-нибудь модную секту, утверждающую нечто
противоположное?
— Нет. Не вхожу. Я признаю гелиоцентризм и согласна с
теорией шарообразности Земли.
— Прекрасно. Полагаю, ты согласишься с тем, что ось
вращения Земного шара наклонена, а Земля вокруг Солнца движется не по
правильной окружности, а по эллипсу?
— Я это учила. Но я не астроном, поэтому…
— Не надо быть астрономом, достаточно мыслить
логически. Поскольку Земля обегает Солнце по эллиптической орбите, постольку в
своем движении она оказывается то ближе, то дальше от Солнца. Чем больше Земля
удаляется от центрального светила, тем — я думаю, это логично, — на ней
делается холоднее. А чем меньше ось вращения Земли отклонена от вертикали, тем
меньше света достается Северному полушарию.
— Тоже логично.
— Оба эти фактора, то есть эллиптичность орбиты и
степень наклона оси мира, подвержены изменениям. Считают, что изменения эти
цикличны. Эллипс может то больше, то меньше отличаться от окружности, ось мира
может наклоняться то менее, то более. Экстремальные условия, если говорить о
климате, вызывает одновременное проявление этих факторов: максимального
растяжения эллипса и минимального отклонения оси от вертикали. Обегающая Солнце
Земля получит в афелии очень мало света и тепла, а ситуация в полярных районах
усугубится еще и неудачным наклоном оси.
— Ясно.
— Меньше света на Северном полушарии — значит более
продолжительное залегание снегов. Белый и блестящий снег отражает солнечные
лучи, температура опускается еще ниже. Благодаря этому снег сохраняется еще
дольше, на все больших площадях не тает вообще либо растаивает на очень
недолгое время. Чем больше снега вообще, тем больше не растаявшего, в
частности, тем большую площадь занимает белая и блестящая отражающая
поверхность.
— Поняла.
— Снег идет, идет, идет, и его все больше. Заметь,
вместе с морскими течениями с юга поступают массы теплого воздуха, которые
собираются над вымороженным Северным полушарием. Теплый воздух конденсируется и
выпадает в виде снега. Чем больше разность температур, тем обильнее снегопады.
Чем обильнее снегопады, тем больше белого, не тающего снега. Тем холоднее. Тем
больше разность температур и обильнее конденсация влаги, содержащейся в
воздушных массах.
— Поняла.
— Снежный покров становится настолько тяжелым, что
превращается в спрессованный лед. Ледник. На который, как мы уже знаем,
продолжает падать снег, тем самым еще больше уплотняя его. Ледник растет, он
становится не только толще, но и разрастается вширь, покрывая все большие
территории. Белые пространства…
— … отражают солнечные лучи, — кивнула
Кондвирамурса. — Холодно, холоднее, еще холоднее, совсем холодно. Белый
Хлад, напророченный Итлиной. Но возможен ли катаклизм? Действительно ли есть
опасность того, что лед, который лежит на севере всегда, начнет вдруг двигаться
к югу, сдвинет, спрессует и прикроет все? С какой скоростью разрастается
ледяная шапка на полюсе? На сколько дюймов ежегодно?
— Возможно, тебе известно, — сказала Нимуэ, глядя
на озеро, — что единственный незамерзающий порт в Заливе Праксены — это
Понт Ванис?
— Известно.
