Старичок-Лесовичок, прыгая, подлетел к ней с другой стороны
и саданул клюкой в живот. Она крикнула, свернувшись калачиком. Тогда он
ястребом кинулся на нее, перевернул лицом к земле, прижал коленями. Цири
напружинилась, резко дернулась назад, промахнулась, нанесла сильный удар
локтем. Дед яростно гикнул и треснул ее кулаком по затылку с такой силой, что
она зарылась лицом в песок. Схватил за волосы и прижал к земле носом и губами.
Она начала задыхаться. Старик наклонился над ней, все еще прижимая голову к
земле, сорвал со спины и отбросил в сторону меч. Потом занялся своими брюками,
отыскал застежку, расстегнул. Цири взвыла, давясь песком и отплевываясь. Он
прижал ее сильней, лишил возможности двигаться, закрутив волосы в кулаке.
Сильным рывком стянул с нее брюки.
— Хе-ха, — заныл он, со свистом дыша. — А
недурная попка попалась Дедушке-то! Ху, хууу, давненько, давненько Дедушка
таких не пользовал.
Цири, чувствуя отвратительное прикосновение его сухой
когтистой руки, взвизгнула, сплевывая песок и иголки.
— Лежи спокойно, девка. — Она слышала, как он
сопит, слюнявит, треплет ее ягодицы. — Дедушка уже немолод, не сразу,
помаленьку… Но не пугайся. Дедушка сделает, что требуется, хе-хе! А потом
Дедушка перекусит, хе-хе, перекусит сытненько…
Он осекся, зарычал и завизжал.
Чувствуя, что хватка ослабевает, Цири дернулась, вырвалась и
вскочила, словно распрямляющаяся пружина. И увидела, что произошло.
Кэльпи, подкравшись тихарем, схватила Старичка-Лесовичка
зубами за косичку на затылке и почти подняла в воздух. Старик выл и визжал,
дергался, размахивал и дрыгал ногами, наконец сумел-таки вырваться, оставив в
зубах кобылы длинный седой клок волос. Вознамерился было схватить свою клюку,
но Цири пинком выбила ее за пределы досягаемости. Вторым пинком она собралась
угостить его в соответствующее место, но движения сдерживали брюки, стянутые до
середины бедер. Время, ушедшее на то, чтобы их подтянуть. Лесовик использовал
превосходно. Он несколькими прыжками подскочил к пеньку, вырвал топор, взмахом
отогнал все еще не успокоившуюся Кэльпи, зарычал, выставил вперед страшные
зубищи и кинулся на Цири, воздевая оружие для удара.
— Я оттрахаю тебя, девка, — дико завыл он. —
Даже если мне вначале придется разрубить тебя на кусочки! Деду — все едино:
целиком или по порциям!
Она думала, что справится с ним запросто. В конце концов,
это был всего лишь старый, дряхлый старикан. О, не тут-то было!
Несмотря на чудовищной величины лапти, он крутился волчцом,
скакал не хуже кролика, а топором с гнутым топорищем размахивал с ловкостью
рубщика. После того как темное наточенное острие несколько раз чуть не
скользнуло по ней, Цири поняла, что единственное ее спасение — бегство.
Но спасло ее не бегство, а стечение обстоятельств. Пятясь,
она задела ногой свой меч. И мгновенно подняла его.
— Брось топор, — выдохнула она, с шипением
вытаскивая Ласточку из ножен. — Брось топор на землю, паршивый старикашка.
Тогда, может, я подарю тебе жизнь. И не рассеку на… порции.
Он остановился. Сопел, хрипел, борода у него была безобразно
оплевана. Однако оружия не бросил. Она видела, как он перебирает пальцами
топорище. Видела в его глазах дикую ярость.
— Ну! — Она закрутила мечом. — Подсласти мне
день… Мгновение он глядел на нее, словно не понимая, потом выставил зубы
напоказ, вытаращил глаза, зарычал и кинулся на нее. Цири надоели шутки. Она
ушла от удара быстрым полуоборотом и резанула снизу по обеим поднятым рукам
повыше локтей. Дед выпустил топор из брызжущих кровью рук, но тут же прыгнул на
нее снова, целясь растопыренными пальцами в глаза. Она отскочила и коротко
хлестнула его по шее. Больше из жалости, чем по необходимости: с перерезанными
венами на обеих руках он и без того неизбежно изошел бы кровью.
Он лежал, невероятно тяжко расставаясь с жизнью, несмотря на
разрубленные позвонки, продолжая извиваться как червь. Цири встала над ним.
Остатки песка все еще скрежетали у нее на зубах. Она выплюнула их прямо ему на
спину. Прежде чем кончила отплевываться, он умер.
* * *
Странная конструкция перед хатой, напоминавшая виселицу с
перекладиной, была снабжена железными крючьями и талями. Стол и пенек были
скользкими, липли к рукам от жира, противно пахли.
Походило на бойню.
На кухне Цири нашла котел с остатками хваленой перловой
каши, обильно сдобренной жиром и полной кусочков мяса и грибов. Она была очень
голодна, но что-то заставило ее воздержаться, не есть. Она только выпила воды
из кувшина, сжевала маленькое сморщенное яблоко.
За халупой оказался ледник со ступенями, глубокий и
холодный. Там стояли горшки с жиром. Под потолком висело мясо. Остатки половины
тушки.
Она выскочила из ледника, спотыкаясь на ступеньках так,
словно за ней гнались демоны. Повалилась в крапиву, вскочила, нетвердыми шагами
добежала до халупы, обеими руками ухватилась за одну из подпирающих стену
жердей. Хотя желудок у нее был почти совершенно пуст, ее рвало очень бурно и
очень долго.
Висевшие в леднике остатки полутушки некогда были телом
ребенка.
* * *
Идя на запах, она нашла в лесу заполненную водой и тиной
яму, в которую заботливый Старичок-Лесовичок выбрасывал отходы и то, что не
удавалось съесть. Глядя на выступающие из тины черепа, ребра и тазобедренные
кости, Цири с ужасом поняла, что в живых осталась исключительно благодаря
любвеобильности страшного старца и тому, что Лесовику приспичило пошалить. Если
б голод оказался сильнее похоти, он предательски ударил бы ее топором, а не
клюкой. Потом подвесил бы за ноги к деревянной перекладине, выпотрошил, снял
кожу, разложил на столе, разделал и порубил на пенечке… на порции.
Хоть от головокружения она едва держалась на ногах, а левая
рука распухла и страшно болела, Цири все же нашла в себе силы оттащить трупик и
столкнуть его в вонючую тину, туда, где уже лежали кости жертв. Потом
вернулась, завалила ветками и лесным подстилом вход в ледник, обложила
хворостом жерди, поддерживающие халупу, столбы и всю дедову провизию, затем все
тщательно подпалила с четырех сторон.
Вздохнула только тогда, когда занялось как следует, а огонь
разбушевался и разгулялся на славу. Когда уже стало ясно, что никакой
кратковременный дождь не помешает стереть следы этого места.
* * *
С рукой было не так уж плохо. Правда, она опухла, болела, но
ни одна кость вроде не была сломана.
Когда наступил вечер, на небе действительно взошла луна.
Одна. Но Цири как-то удивительно не хотелось признавать этот мир своим.
И торчать в нем дольше, чем требуется.
* * *
— Сегодня, — промурлыкала Нимуэ, — будет
хорошая ночь. Я это чувствую.
