Единорог предостерег ее ржанием и ментальным сигналом. Но
было уже слишком поздно…
Сразу же за странной дорогой и иссохшими деревьями
начиналась осыпь, а тут же под ней — чуть ли не отвесный откос, почти пропасть.
Цири вскрикнула, кольнула пятками бока сползающей вниз кобылы. Кэльпи
рванулась, перемешивая копытами то, из чего состояла осыпь. Это были отбросы. В
основном какие-то странные сосуды. Они не крошились под подковами, не хрустели,
но лопались отвратительно мягко, клейко, словно огромные рыбьи пузыри. Что-то
захлюпало и замигало, поднявшаяся вонь чуть не свалила Цири с седла. Кэльпи
дико ржала, топтала навал мусора, стараясь выбраться наверх, на дорогу. Цири,
задыхаясь от вони, ухватилась за шею кобылы.
Удалось. Неприятную вначале твердость странной дороги они
встретили с радостью и облегчением.
Цири, дрожа, взглянула вниз, на осыпь, оканчивающуюся в
черной глади озера, заполнявшего дно котловины. Поверхность озера была мертвой
и блестящей. Так, словно это была не вода, а застывшая смола. За озером, за
свалкой, за кучами пепла и отвалами шлака небо краснело далеким заревом
пожаров, прорезаемым полосами дымов.
Единорог фыркнул. Цири хотела вытереть манжетой слезящиеся
глаза, но тут же поняла, что весь рукав покрыт пылью. Пыль покрывала ее бедра,
луку седла, гриву и шею Кэльпи.
Вонь удушала.
— Жуть, — забормотала она. — Отвратность… Мне
кажется, вся я липну. Выбираемся отсюда… Выбираемся отсюда, да поскорее, Конек.
Единорог застриг ушами, захрапел.
Только ты можешь это сделать. Действуй.
— Я? Сама? Без твоей помощи?
Единорог кивнул рогом.
Цири почесала затылок, вздохнула, прикрыла глаза.
Сконцентрировалась.
Вначале было только недоверие, отчаяние, страх. Но на нее
быстро снизошла холодная ясность знания и Силы. Она понятия не имела, откуда
берутся эти знание и Сила, в чем их корни и источник. Но знала, что может. Что
сумеет, если захочет.
Она еще раз кинула взгляд на замершее и мертвое озеро,
дымящиеся терриконы отбросов, скелеты деревьев. Небо, подсвеченное далеким
заревом.
— Хорошо, — Цири наклонилась и сплюнула, —
что это не мой мир. Очень хорошо.
Единорог многозначительно заржал. Она поняла, что он хотел
этим сказать.
— Если даже и мой, — она вытерла платочком глаза,
губы и нос, — то одновременно и не мой, потому что далекий во времени.
Несомненно, удаленный во времени. Ведь это прошлое либо…
Она осеклась.
— Прошлое, — повторила она глухо. — Я глубоко
верю, что это прошлое.
* * *
Прямо-таки прорвавший тучи ливень, под который они попали в
следующем месте, показался им настоящей благодатью. Дождь был теплый и
благоуханный, в нем смешались запахи лета, трав, грязи и перегноя, дождь смывал
с них дрянь, очищал, доставляя истинное блаженство и отдохновение.
Как всякое чересчур долгое отдохновение, так и это
обернулось монотонной, надоедливой и непереносимой нудностью. Вода, которая
вначале обмывала, вскоре начала утомительно вымачивать, литься за воротник и
опасно охлаждать. Поэтому они постарались поскорее выбраться отсюда. Из этого
чересчур дождливого места.
Потому что оно тоже не было нужным местом. И нужным
временем.
* * *
Следующее место было очень теплым, здесь стояла жара,
поэтому Цири, Кэльпи и единорог высыхали и исходили паром, словно три кипящих
чайника. Они находились на иссушенной солнцем вересковой пустоши на краю леса.
Сразу же было видно, что это огромный лес, просто пуща, густые дикие и
непроходимые дебри. В сердце Цири забилась надежда — ведь это мог быть и Брокилон,
то есть наконец-то место знакомое и соответствующее.
Они медленно двинулись вдоль опушки. Цири пыталась
рассмотреть хоть что-нибудь, что могло бы подсказать, где они в
действительности находятся. Единорог похрапывал, высоко поднимал голову и рог,
осматривался. Он был неспокоен.
— Думаешь, Конек, — спросила она, — за нами
могут гнаться? Храп, понятный и однозначный даже без телепатии.
— Мы еще не сумели убежать достаточно далеко?
То, что он в ответ мысленно передал ей, она не разобрала.
«Далеко» и «близко» — такие понятия не существуют? Какая спираль? Она не могла
понять, о чем он. Но его беспокойство передалось и ей.
Жаркое вересковье не было нужным местом и нужным временем.
Это они поняли под вечер, когда жара стала спадать, а на небе над лесом вместо
яркой луны взошли две. Одна большая, другая маленькая.
* * *
Следующим местом оказался берег моря, крутой обрыв, с
которого были видны гривастые, разбивающиеся о скалы причудливые волны. Запах
моря, ветер, крики крачек, чаек, пересмешников и глупышей, белой шевелящейся
массой покрывающих выступы обрыва.
Море уходило за горизонт, затянутый темными тучами.
Внизу, на каменистом пляже, Цири неожиданно обнаружила
полузаваленный галькой гигантский рыбий скелет с чудовищно огромным черепом.
Зубы, торчавшие в выбеленных временем челюстях, были не меньше трех пядей
длины, а в пасть, казалось, можно въехать на лошади и спокойно, не задевая за
позвоночник, продефилировать под порталами ребер.
Существуют ли в ее времени и в ее мире подобные рыбы, Цири
не знала.
Они проехали по краю обрыва, а чайки и альбатросы совсем не
пугались и неохотно уступали им дорогу, более того, пытались клюнуть и ущипнуть
Кэльпи и Иуарраквакса. Цири сразу же поняла, что здесь никогда не видели ни
человека, ни лошади, ни единорога.
Иуарраквакс фыркал, тряс головой и рогом, явно беспокоился.
Оказалось, не напрасно.
Что-то затрещало, совсем как раздираемое надвое полотно.
Крачки взлетели, крича и хлопая крыльями, белое облако на мгновение затянуло
все вокруг. Воздух над обрывом неожиданно завибрировал, затуманился, как
залитое водой стекло, и лопнул. В трещины влилась тьма, а из тьмы высыпали
всадники. Вокруг плеч у них развевались плащи, красно-амарантово-кармазинный
цвет которых напоминал зарево пожара на небе, освещенном блеском заходящего солнца.
Dearg Ruadhri, Красные Всадники.
Еще не успел утихнуть гомон птиц и тревожное ржание
единорога, а Цири уже заворачивала лошадь и посылала ее в галоп. Но воздух
разорвался, и с другой стороны, из разрыва, развевая плащами-крыльями, вылетели
новые конники. Полукруг облавы замыкался, прижимая их к пропасти. Цири
крикнула, выхватывая Ласточку из ножен.
