— Вежливые, воспитанные и приличные, — оценил
торговец, когда солдаты скрылись в толпе. — Не каждый день таких
встречаешь. Ну и ты тоже помог мне, юнош. Что ж подарить-то тебе? Амулет
громоотводный? Противоядие? Черепаший камень, супротив ведьмовых прелестностей
действующий? Хм. Есть и трупий зуб против лести чужой, есть и кусок усушенного
дьявольского дерьма, его хорошо в правом башмаке носить…
Ярре оторвал взгляд от людей, яростно смывающих со стены
дома надпись «ДОЛОЙ ПОГАНУЮ ВОЙНУ», и сказал:
— Бросьте. Мне пора.
— О! — воскликнул торговец, вытаскивая из шкатулки
латунный медальончик в форме сердечка. — Это должно тебе пригодиться,
юнош, потому что эта вещь в самый раз для юных. Это раритет редкостный, у меня
такой только один. Чудодейственный амулет. Он делает так, что о носящем его
милка не забудет никогда, даже ежели их разделяет время и версты. Взгляни, вот
тут отворяется, а внутри листок из тонкого папируса, на этом листике достаточно
написать магическими чернилами, красными, они у меня есть, имя любимой, и она
не забудет, сердца не отринет, не покинет и не предаст. Ну?
— Хм-м-м. — Ярре слегка покраснел. — И не
знаю даже….
— Какое имя? — Торговец погрузил тонко оструганную
палочку в магические чернила. — Написать?
— Цири. То есть — Цирилла.
— Готово. Бери.
— Ярре! А ты, черт побери, что тут делаешь?
Ярре резко обернулся. «Я надеялся, — подумал он машинально, —
что оставил позади свое прошлое. Все. И что теперь все будет новым. А тут чуть
не на каждом шагу наталкиваешься на старых знакомых».
— Господин Деннис Кранмер?
Краснолюд в тяжелой шубе, кирасе, с карвашами
[31]
на
предплечьях и лисьей шапке с пучком перьев, окинул быстрым взглядом паренька,
торговца, потом снова паренька.
— Что ты тут делаешь, Ярре? — сурово спросил он,
топорща брови, бороду и усы.
Юноша несколько мгновений молчал, решая, не солгать ли, а
для достоверности не вплести ли в ложь версию благорасположенного торговца. Но
почти тут же раздумал. Деннис Кранмер, служивший некогда в гвардии князя
Элландера, пользовался репутацией краснолюда, которого трудно обмануть. Так что
и пробовать не стоило.
— Хочу в армию вступить.
Он знал, каким будет следующий вопрос.
— А Нэннеке разрешила?
Отвечать не было нужды.
— Ты сбежал! — затряс бородой Деннис
Кранмер. — Просто сбежал из храма. А Нэннеке и жрицы там рвут у себя
волосы на головах.
— Я оставил записку, — бухнул Ярре. — Господин
Кранмер, я не мог… Я должен был… Негоже бездействовать, когда враг на пороге… В
грозный для отчизны час… А к тому же она… Цири… Матушка Нэннеке ни за что не
соглашалась, хотя три четверти девушек из храма послала в армию, а мне не
позволила… А я не мог…
— Вот и сбежал, — нахмурился краснолюд. —
Тысяча чертовых дьяволов, я обязан связать тебя и отправить в Элландер с
курьерской почтой! Чтобы там заперли тебя в яме под замком и держали, пока
жрицы не явятся за посылкой. Я должен… — Он гневно засопел. — Ты
когда последний раз ел, Ярре? Когда у тебя во рту последний раз была горячая
пища?
— По настоящему горячая? Три… Нет, четыре дня назад.
— Пошли.
* * *
— Ешь медленнее, сынок, — посоветовал Золтан
Хивай, один из дружков Денниса Кранмера. — Вредно жрать наспех, не
прожевывая как следует. Куда ты так спешишь? Поверь, никто у тебя эту пищу не
отберет.
Ярре не был так уж в этом уверен. В главном зале постоялого
двора «Под кудлатым мишкой» как раз шел кулачный бой. Под аккомпанемент рева
дружков из Добровольческой Рати и аплодисменты городских проституток два
приземистых и широких как печки краснолюда дубасили друг друга кулачищами так,
что аж гул стоял. Скрипел пол. Падали столы, стулья и посуда, а брызги
разлетающейся из разбитых носов крови сыпались вокруг дождем. Ярре только и
ждал, когда кто-нибудь из бойцов рухнет на их офицерский стол, свалив
деревянный поднос со свиными рульками, миску пареного гороха и глиняные
кувшины. Он быстро проглотил уже откушенный кусок сала, исходя из соображений,
что то, что проглочено, — твое.
— Я не очень понял, Деннис, — второй краснолюд,
которого называли Шелдоном Скаггсом, даже головы не повернул, хотя один из
бойцов чуть не задел его, размахивая руками, — если этот парень — жрец, то
что его вынудило вербоваться? Ведь жрецам кровь проливать не полагается.
— Он воспитанник храма, а не жрец.
— Никогда, черт побери, не мог уразуметь этих путаных
человеческих предрассудков. Ну, над чужими верованиями смеяться нехорошо…
Однако получается, что этот парень, хоть и в храме воспитывался, не имеет
ничего против пролития крови. Особенно нильфгаардской. Ну как, парень?
— Оставь его в покое, Скаггс.
— Почему ж? Я охотно отвечу. — Ярре откусил кусок
рульки и забросил в рот горсть гороха. — Дело обстоит так: проливать кровь
можно на войне справедливой. При защите высших интересов. Поэтому я и
записываюсь. Родина-Мать зовет.
— Вы сами видите, — Шелдон Скаггс повел взглядом
по спутникам, — сколь правды в утверждении, будто люди — раса близкая нам
и родственная, будто мы выросли из того же корня, что и они. Самое лучшее тому
доказательство сидит между нами и трескает горох. Иными словами, уйму таких же
дурных голов можно встретить и меж юных краснолюдов.
— Особенно после Майенского похода, — холодно
заметил Золтан Хивай. — После выигранной баталии всегда возрастает наплыв
добровольцев. Наплыв прекратится, как только разойдется весть о двигающемся
вверх по Ине войске Менно Коегоорна, оставляющем за собою лишь землю и воду.
— Только б тогда не начался «наплыв» в обратную
сторону, — буркнул Кранмер. — Я как-то добровольцам не очень доверяю.
Между прочим, каждый второй дезертир — бывший доброволец.
— Как вы можете… — Ярре чуть не подавился. —
Как вы можете, господин, говорить такое… Я из идейных соображений… Иду на войну
справедливую и праведную. Родина-Мать…
От удара, который, как показалось юноше, потряс фундамент
здания, один из дерущихся краснолюдов рухнул, пыль из щелей пола взвилась под
потолок. Однако на этот раз побежденный, вместо того чтобы вскочить и садануть
соперника, неловко и бестолково шевелил конечностями, очень напоминая большого
перевернутого на спину майского жука.
