Геральт взглядом проводил разъезд. Вид странствующих рыцарей
напомнил ему о Рейнарте де Буа-Фресне, который только что вернулся со службы и
восстанавливал силы в объятиях своей «мещаночки», муж которой, торговец, обычно
не возвращался по утрам и вечерам, вероятно, задерживаемый где-то в пути
взбухшими реками, полными зверья лесами и другими выкрутасами стихий. Ведьмак и
не думал выдергивать Рейнарта из объятий любовницы, но искренне сожалел, что не
отложил выполнение контракта с виноградниками Помероль на более позднее время.
Он полюбил рыцаря, ему недоставало его общества.
— Поехали, господин ведьмак.
— Поехали, господин Фьерабрас.
Поехали трактом вверх по течению речки. Блессюра извивалась
и петляла, но мостиков было множество, так что удлинять путь за счет объездов
не приходилось.
Из ноздрей Плотвы и мула вырывался пар.
— Как думаете, господин Фьерабрас, долго зима
продержится?
— На Саовину был мороз. А пословица гласит: «Коль на
Саовину мороз, нацепляй кулек на нос».
— Понимаю. А ваша лоза? Ей мороз не повредит?
— И холоднее бывало.
Поехали молча.
— Поглядите, — проговорил наконец
Фьерабрас, — там, в котловине, лежит деревушка Лисьи Ямы. На тамошних
полях, просто удивительно даже, горшки растут.
— Не понял?
— Горшки, говорю. Родятся в лоне земли, сами по себе,
исключительное чудо природы, без всякой помощи человеческой. Как где в другом
каком месте картошка либо репа, так в Лисьих Ямах горшки растут. Всяческого
рода и всяческих конфигуранциев.
— Вы серьезно?
— Чтоб я так здоров был! Поэтому Лисьи Ямы
устанавливают партнерские контакты с деревней Дудно в Мехте. Там, народ
говорит, земля крышки для горшков рожает.
— Всяческого рода и конфигуранциев?
— Ну, прям в яблочко попали, господин ведьмак. В
яблочко. Поехали дальше. Молча. Блессюра шумела и пенилась на перекатах.
* * *
— А эвона там, гляньте, милсдарь ведьмак, руины
древнего града Дун Тынне. Страшных сцен, если верить сказкам, насмотрелся этот
град. Свидетелем, стало быть, был, Вальгериус, которого называли Удалым, убил
там кроваво и жестоко неверную жену, любовника оной, мать оной же, сестру оной
же и оной же брата такоже. А потом сел и заплакал неведомо почему.
— Слышал я об этом.
— Так, значит, бывали здесь.
— Нет.
— Ну, стало быть, далеко сказка разносится.
— Прямо в яблочко попали, господин управляющий.
* * *
— А вон та, — указал ведьмак, — стройная
башня, вон там, за тем страшным бургом? Что такое?
— Там-то? Храм.
— Какого божества?
— А кто ж его знает?
— И верно. Кто ж.
* * *
Ближе к полудню они увидели виноградники. Полого
спускающиеся к Блессюре склоны холмов, ощетинившиеся ровно обрезанной лозой,
сейчас диковинные и голые. На макушке самого высокого холма, овеваемые ветром,
врезались в небо башни, толстый донжон и барбакан замка Помероль.
Геральта заинтересовала ведущая к замку дорога — наезженная,
избитая копытами и ободьями колес не меньше, чем главный тракт. Видать, к замку
Помероль с тракта частенько кто-то наведывался. Он воздержался от вопросов,
пока не заметил близ замка несколько покрытых парусиной телег, солидных и
крепких экипажей, используемых в дальних поездках.
— Купцы, — пояснил управляющий. —
Виноторговцы.
— Купцы? — удивился Геральт. — Как так? Я
думал, горные перевалы занесены снегом, а Туссент отрезан от мира. Каким же
чудом прибыли сюда купцы?
— Для купцов, — серьезно сказал управляющий
Фьерабрас, — нет плохих дорог, во всяком случае, для тех, кто
по-серьезному относится к своему ремеслу. У них, милсдарь ведьмак, такой
принцип: если цель привлекает, средство должно найтись.
— Действительно, — медленно проговорил
ведьмак, — принцип очень меткий и достойный подражания. В любой ситуации.
— Несомненно. Но, сказать по правде, некоторые из
купцов торчат здесь с осени, выехать не могут. Однако духом не падают, говорят,
мол, ну и что, зато весной будем первыми, прежде чем конкуренты объявятся. У
них это называется «мыслить позитивно».
— И против этого принципа трудно возражать, —
кивнул Геральт. — Еще одно меня интересует, господин управляющий. Почему
купцы сидят здесь, на отшибе, а не в Боклере? Иль княгиня не спешит предложить
им гостеприимство? Может, брезгает купцами?
— Отнюдь, — возразил Фьерабрас. — Госпожа
княгиня всегда приглашает их, они же вежливо отказываются. И живут при
виноградниках.
— Почему?
— Боклер, говорят, сплошь пиры, балы, гулянки, попойки
и любвишки. Человек, говорят, только паршивеет, дуреет и время тратит, вместо
того чтобы думать об интересе. А мыслить след о том, что действительно важно. О
цели, что светит. Неустанно. Не распыляя мыслей на какие-то там финтифлюшки.
Тогда, и только тогда, можно намеченной цели достигнуть.
— Истинно, господин Фьерабрас, — медленно
проговорил ведьмак. — Я рад нашей совместной поездке. Я многое обрел из
наших бесед. Поверьте, многое.
* * *
Вопреки ожиданиям ведьмака, они не поехали к замку Помероль,
а проследовали несколько дальше, на горб за котловиной, на котором возвышался
очередной замочек, поменьше размером и гораздо более запущенный. Замочек
назывался Зурбарран. Предвкушение близкой работы радовало Геральта. Темный,
обнесенный крепостной стеной с обрушившимися зубьями Зурбарран выглядел один к
одному как зачарованные руины, несомненно, кишащие чарами, дивами и чудовищами.
Внутри, во дворике, вместо призраков и чудовищ копошились
несколько человек, поглощенных занятиями столь чародейскими, как перекатывание
бочек, очистка досок и сбивание их же при помощи гвоздей. Несло свежим деревом,
свежей известкой, несвежими кошками, прокисшим вином и гороховой похлебкой.
Похлебку вскоре и подали.
Проголодавшиеся в пути, опаленные ветром, холодом, они ели
охоче и молча. С ними потчевался похлебкой подчиненный управляющего Фьерабраса,
представленный Геральту под именем Шимон Гилька. Прислуживали две светловолосые
девушки с длинными, не меньше двух локтей, косами. Обе посылали ведьмаку
взгляды столь красноречивые, что он решил как можно скорее покончить с
похлебкой и заняться работой.
