— Оказалось, — задумчиво сказал ведьмак, —
что Мильва здорова, хоть все еще носила бандаж на бедрах. Тем не менее она
сидела в комнате и отказывалась выходить, ни за что не соглашаясь надеть
подаренного ей платья. Дело шло к протокольному скандалу, но ситуацию уладил
всеведающий Регис. Процитировав с дюжину прецедентов, он вынудил
камергера-маршала двора принести лучнице мужскую одежду. Ангулема же, наоборот,
с радостью скинула брюки и верховые сапоги с портянками, а платье, мыло и
гребень сотворили из нее вполне симпатичную девушку. Всем нам, что тут
говорить, подняли настроение баня и чистая одежда. Даже мне. И во вполне
нормальном настроении все мы шли на «личную» аудиенцию.
— Прервись на минуточку, — указал движением головы
Рейнарт. — К нам приближаются клиенты. Хо-хо, к тому же не один — аж два
винодельца. Малатеста, наш клиент, ведет собрата… И конкурента. Чудо из чудес!
— А второй — кто?
— Виноградники Помероль. Их вино, «Коте-де-Блессюр», мы
как раз сейчас пьем.
Малатеста, управляющий виноградниками Ферментино, помахал
рукой, подошел, ведя спутника: мужчину с черными усиками и буйной черной
бородой, больше подходящей убийце, нежели чиновнику.
— Позвольте представить, — указал на бородача
Малатеста, — господин Алкид Фьерабрас, управляющий виноградниками
Помероль.
— Присаживайтесь.
— Мы на минутку. К господину ведьмаку относительно
бестии из наших подвалов. Из того, что вы, уважаемый, находитесь здесь,
следует, что чудище уже прикончено?
— Намертво.
— Обусловленная сумма, — заверил Малатеста, —
поступит на ваш счет у Чьанфанелли самое позднее послезавтра. Ох, благодарю
вас, господин ведьмак. Стократно благодарю. Такой подвальчик прелестный,
сводчатый, ориентированный на север, не слишком сухой, не слишком влажный, ну
точь-в-точь такой, какой надо для вина, а из-за этого чудища паршивого им
невозможно было пользоваться. Сами видели, пришлось там значительную часть
подвалов замуровать, но бестия все равно ухитрилась как-то пролезть. Тьфу-тьфу,
откуда она взялась, не угадать. Не иначе как из самого ада…
— Пещеры, вымытые в вулканических туфах, всегда бывают
полны чудовищами, — мудро проговорил Рейнарт де Буа-Фресве, который
сопровождал ведьмака уже почти месяц и, будучи хорошим слушателем, успел
многому научиться. — Дело ясное. Де туф, там того и гляди чудище
объявится.
— Оно, конечно, может, и туф, — покосился на него
Малатеста. — Кем бы он, этот туф, ни был. Но люди болтают, дескать, все
потому, что наши подвалы вроде бы с глубокими пещерами связаны, с самим нутром
земным. Много у нас таких ям и пещер.
— Да вот хотя бы, к примеру, наши подвалы, —
заметил управляющий виноградниками Помероль. — Цельными милями эти ямы
тянутся, как и докудова, не знает никто. Те, кто дело это хотел прояснить, не
возвернулись. Да и чудовище страшенное тоже там видывали. Якобы… Так вот,
поэтому и хотел я предложить…
— Догадываюсь, — сухо проговорил ведьмак, —
что вы хотите предложить. И соглашаюсь. Я проверю ваши подземелья. Плату
установим в зависимости от того, на что я там наткнусь.
— Обижены не будете, — заверил бородач. — Хм,
хм… Еще одно дело.
— Слушаю.
— Тот суккуб, что по ночам мужей посещает и… мытарит…
Которого ее сиятельство убить повелели… Думаю, убивать его вовсе нет нужды.
Ведь чудо это никому не мешает, ежели уж по правде-то… Так, посетит когда…
Потревожит чуть-чуть…
— Но только полнолетних, — быстро вставил
Малатеста.
— Ну прям мои слова, кум, мои… Так и есть, никому этот
суккуб не навредил. А последнее время так и вообще слух о нем как бы затерялся.
Полагаю, вас он, милсдарь ведьмак, испужался. Какой же тогда смысл его
утюкивать. Ведь вам, господин, наличные не помешают. А ежели чего недостает…
— На мой счет у Чьанфанелли, — проговорил с каменным
лицом Геральт, — могло бы что-нибудь и поступить. В ведьмачий пенсионный
фонд.
— Сделаем.
— А у суккуба волос с блондинистой головки не упадет.
— Ну, стало быть, бывайте. — Оба управляющих
встали. — Празднуйте в мире, не станем мешать. Праздник нынче. Традиция. А
у нас, в Туссенте, традиции…
— Знаю, — не дал ему договорить Геральт, —
святое дело.
* * *
Компания за соседним столом шумела. Ворожили Йуле, ворожили
при помощи шариков из мякины калача и кости от съеденного карпа. Пили при этом
обильно. Трактирщик и девки мотались как угорелые, бегая с кувшинами.
— Упомянутый суккуб, — заметил Рейнарт,
подкладывая себе капусты, — стал началом достопамятной серии ведьмачьих
контактов заключенных тобою в Туссенте. Потом уж клиенты валом повалили, так
что отбоя от них не было. Вот только не помню я который заявился к тебе первым.
— Тебя в тот момент не было. А случилось это на
следующее утро после аудиенции у княгини. На которой, впрочем, тебя не было
тоже.
— Ничего удивительного. Аудиенция была личная.
— Тоже мне «личная», — усмехнулся ведьмак. —
Человек на двадцать, не считая неподвижных как статуи лакеев, малолетних пажей
и вконец умученного шута. Среди перечисленных особ был ле Гофф, камергер с
внешностью и ароматом кондитера, несколько согбенных под грузом золотых цепей
вельмож. Была парочка субъектов в черном, то ли советников, то ли судей. Был
знакомый мне по Каэд Мырквиду барон «Бычья Голова». Была, разумеется, Фрингилья
Виго, особа, несомненно, приближенная к княгине.
И были мы; вся наша компания, включая Мильву в мужском
костюме. Нет, я неверно выразился, сказав, что были все. Не было с нами Лютика.
Лютик, он же виконт Кто-то-Там, сидел, раскинувшись в карле ошую ее остроносой
милости Анарьетты, и топорщил перья что твой павлин. Как и полагалось фавориту.
Анарьетта, Фрингилья и Лютик были единственными особами,
которые сидели. Никому больше присесть дозволено не было. А меня радовало уже
то, что не было ведено опуститься на колено.
Княгиня выслушала мой рассказ — к счастью, редко прерывая.
Когда же я взялся вкратце излагать результаты бесед с друидками, она заломила
руки жестом, говорящим об ее отчаянии столь же искренне, сколь и преувеличенно.
Я знаю, это звучит как какой-то холерный оксюморон, но, поверь мне, Рейнарт, в
данном случае все так именно и было.
* * *
— Ах-ах, — проворковала княгиня Генриетта,
заламывая руки. — Вы так нас огорчили, господин Геральт. Так огорчили.
Поверьте, сочувствие переполняет наши сердца.