— В это, — надула губы Кондвирамурса, — как
раз поверить трудно. Примеров мужества и отваги почтенной Трисс вполне
достаточно. Некоторые хроники даже называют ее Бесстрашной. Но я хотела
спросить о другом. Одна из версий легенды говорит, что Трисс была не одна на
Ривийском Холме. Что с нею была и Йеннифэр.
Нимуэ смотрела на акварель, изображающую черный, крутой,
острый как нож холм на фоне подсвеченных темно-синих туч. На вершине холма
виднелась стройная женская фигурка с распростертыми руками и развевающимися
волосами.
Из затягивающего поверхность озера тумана долетел ритмичный
стук весел лодки Короля-Рыбака.
— Если кто-нибудь там и был с Трисс, — сказала
Владычица Озера, — то не оставил отпечатка в видении художника.
* * *
— Ох, наделали мы дел, — повторила
Йеннифэр. — Осторожней, Трисс!
Из клубящейся над Ривией черной тучи обрушился на город
град, граненые ледяные шарики размером с куриное яйцо. Градины били так сильно,
что с грохотом разваливались черепицы на крышах домов. Били так плотно, что вся
площадь мгновенно покрылась их толстым слоем. Толпа забурлила, люди падали,
прикрывали головы, заползали один под другого, убегали, переворачивались,
теснились в подворотнях и подъездах, жались под стенами. Не всем это удавалось.
Некоторые оставались, валялись как рыбы на окрашенном темной кровью льду.
Град валил так, что дрожал и готов был вот-вот лопнуть
магический щит над головами, который почти в последний момент успела
выколдовать Йеннифэр. Других заклинаний она даже не пыталась выкрикивать.
Знала, что сотворенное остановить невозможно, что совершенно случайно они
разбудили стихию, которая должна — и вскоре иссякнет — сама.
Во всяком случае, Йеннифэр на это надеялась. Полыхнуло,
громыхнул гром. Протяжно, раскатисто. Так, что задрожала земля. Град колотил по
крышам и брусчатке, вокруг летали осколки разваливающихся градин.
Небо слегка пояснело. Пробившийся сквозь тучи луч солнца
хлестнул город будто плеть. Из горла Трисс вырвался не то стон, не то всхлип.
Град все еще барабанил по брусчатке, покрывая ее толстым
слоем ледяных шариков, сверкающих словно бриллианты. Но градины падали уже не
так плотно и заметно медленнее. Йеннифэр поняла это по тому, как изменился звук
ударов о магический щит. А потом град прекратился. Сразу. Как не бывало. На
площадь ворвались вооруженные люди, захрустели по льду подковы. Толпа с ревом
кинулась бежать, подхлестываемая нагайками, избиваемая древками пик и
обрушивающимися плашмя мечами.
— Браво, Трисс, — прохрипела Йеннифэр. — Не
знаю, что это было… но получилось у тебя здорово.
— Было что защищать, — прохрипела Трисс Меригольд,
Героиня с Холма.
— Защищать всегда есть что. Бежим, Трисс. Пожалуй, это
еще не конец.
* * *
Однако это уже был конец. Град, обрушенный чародейками на
город, остудил горячие головы. Остудил настолько, что армия отважилась ударить
и навести порядок. До того солдаты робели. Они знали, чем грозит нападение на
озверевшую чернь, на опоенную кровью и убийством толпу, не боящуюся ничего и не
отступающую ни перед чем. Однако вмешательство неукротимой стихии усмирило
чудовищную стоглавую гидру, а армия доделала остальное.
Град нанес городу ужасный урон. И вот уже тот человек,
который только что убил краснолюдскую женщину, а голову ее ребенка размозжил о
стену, теперь всхлипывал, теперь рыдал, теперь глотал слезы и сопли, видя то,
что осталось от крыши его дома.
В Ривии воцарились мир и покой. Если б не почти двести
изуродованных трупов и несколько сожженных домов, можно было бы сказать, что
ничего не случилось. В районе Вязова, у самого озера Лок Эскалотт, над которым
небо расцветилось изумительной дугой радуги, плакучие ивы картинно отражались в
гладкой словно зеркало поверхности вод. Пели птицы, пахло влажными листьями.
Все здесь выглядело вполне идиллически.
Даже лежащий в луже крови ведьмак, над которым, стоя на
коленях, склонилась Цири.
* * *
Белый как мел Геральт был без сознания и лежал неподвижно,
но, когда они остановились рядом, он начал кашлять, хрипеть, отплевываться
кровью. Его стало трясти и он принялся дрожать так, что Цири не могла удержать
его. Йеннифэр опустилась рядом. Трисс видела, что у нее трясутся руки. Она сама
почувствовала себя слабым ребенком, у нее вдруг потемнело в глазах. Кто-то
поддержал ее, не дал упасть. Она узнала Лютика.
— Это на него совсем не действует, — услышала она
полный отчаяния голос Цири. — Твоя магия его вообще не лечит, Йеннифэр.
— Мы пришли… — Йеннифэр с трудом шевелила
губами. — Мы пришли слишком поздно.
— Твоя магия не действует, — повторила Цири,
словно не слыша. — Грош ей цена, всей твоей магии.
«Ты права, Цири, — подумала Трисс, чувствуя, как у нее
перехватывает горло. — Мы умеем вызывать градобой, но не умеем отгонять
смерть. Хотя, казалось бы, второе сделать легче».
— Мы послали за медиком, — хрипло сказал стоявший
рядом с Лютиком краснолюд. — Но его что-то не видать…
— Поздно звать медика, — сказала Трисс, сама
удивляясь спокойствию собственного голоса. — Он умирает.
Геральт снова вздрогнул, выплюнул кровь, напружинился и
замер. Лютик, поддерживающий Трисс, отчаянно вздохнул, краснолюд начал
ругаться. Йеннифэр застонала, лицо у нее вдруг изменилось, сморщилось и стало
ужасно некрасивым.
— Нет зрелища более жалкого, чем плачущая
чародейка, — резко бросила Цири. — Ты сама учила меня этому. Но
сейчас ты жалка по-настоящему, Йеннифэр. Ты и твоя магия, которая ни на что не
годится.
Йеннифэр не ответила. Она обеими руками держала бессильную,
выскальзывающую из рук голову Геральта, ломким голосом повторяя заклинания. По
ее ладоням, по щекам, по лбу ведьмака плясали синие огоньки и потрескивали
искорки. Трисс знала, какой энергии требуют такие заклинания. Знала также, что
эти заклинания здесь не помогут. Она была более чем уверена, что ничего не дали
бы даже заклинания специализировавшихся на этом целительниц. Было слишком
поздно. Чары Йеннифэр только изнуряли ее. Трисс даже удивлялась, что
черноволосая чародейка так долго это выдерживает.
Она перестала удивляться, когда Йеннифэр умолкла на середине
очередной магической формулы и опустилась на брусчатку рядом с ведьмаком.
Один из краснолюдов снова выругался. Другой стоял, опустив
голову. Лютик, все еще поддерживающий Трисс, хлюпал носом.
