Беренгар Леуваарден, императорский посланник по особым
поручениям, не потрудился ответить. Раскинувшись в кресле и покручивая фужер,
он продолжал наслаждаться переливами вина.
Шилярд нахохлился, а затем натянул на лицо маску презрения и
превосходства, говорящую: «Либо ты лжешь, сучий хвост, либо хочешь меня купить,
испытать. В обоих случаях я тебя раскусил».
— Стало быть, мне следует понимать, — сказал он,
задрав нос, — что после далеко идущих уступок по пограничным вопросам,
относительно военнопленных и возврата добычи, а также касательно офицеров
бригады «Врихедд» и команд скоя'таэлей император приказывает мне пойти на
согласие и одобрить невероятные претензии нордлингов в смысле репатриации
поселенцев?
— Вы прекрасно поняли, барон, — ответил Беренгар
Леуваарден, характерно затягивая слоги. — Я искренне восхищен живостью
вашего ума.
— Клянусь Великим Солнцем, господин Леуваарден,
задумываетесь ли вы там, в столице, над последствиями ваших решений? Нордлинги
уже сейчас шепчут, что наша империя — лишь колосс на глиняных ногах! Уже сейчас
они вопят, что победили, побили, изгнали! Да понимает ли император, что пойти
на дальнейшие уступки означает принять их наглые, явно завышенные и чуть ли не
ультимативные требования?! Понимает ли император, что они воспримут это как
проявление слабости, последствия чего в дальнейшем могут быть плачевными.
Наконец, понимает ли император, какая судьба ждет тысячи наших поселенцев в
Бругге и Лирии?
Беренгар Леуваарден перестал покачивать фужер и впился в
Шилярда черными как угольки глазами.
— Я передал вам, господин барон, императорский
приказ, — процедил он. — Когда вы, господин барон, выполните его и
вернетесь в Нильфгаард, вы сможете лично спросить императора, почему он столь
неразумен. Сможете высказать императору свое возмущение. Накричать на него.
Обругать. Почему бы и нет? Но лично. Не используя в качестве посредника меня.
«Так-так, — подумал Шилярд. — Теперь понятно.
Передо мной сидит новый Стефан Скеллен. И вести себя с ним надо так же, как со
Скелленом. Но ведь ясно же, что он прибыл сюда не просто так. Приказ мог
привезти обычный курьер».
— Ну что ж, — начал он на первый взгляд свободно и
даже доверительно. — Горе побежденным! Но императорский приказ ясен и
конкретен, а значит, и выполнен он будет точно так же. Кроме того, я
постараюсь, чтобы все выглядело как результат переговоров, а не как полная
капитуляция. В таких вещах я разбираюсь. Я дипломат уже тридцать лет. И в
четвертом поколении. Моя семья — одна из знатнейших, богатейших… и наиболее
влиятельных…
— Знаю-знаю, а как же, — слегка усмехнувшись,
прервал Леуваарден. — Потому-то здесь и я.
Шилярд поклонился. И терпеливо ждал.
— Сложности во взаимопонимании, — начал посланник,
покачивая фужер, — возникли потому, что вы, дорогой барон, изволили считать,
будто победа и завоевание основываются на бессмысленном геноциде. На том, чтобы
где-то там в пропитавшуюся кровью землю вбить древо знамени, объявив при этом:
«До сих границ — мое. Я это завоевал!» Таковое мнение, увы, довольно широко
распространено. Для меня же, как и для людей, меня уполномочивших, победа и
завоевание основываются на диаметрально противоположном. Победа должна
выглядеть так: побежденных следует заставить покупать блага, производимые
победителями, более того, они должны делать это с желанием, ибо продукты,
изготовляемые победителями, лучше качеством и дешевле. Валюта победителей
крепче, чем валюта побежденных, и побежденные доверяют ей значительно больше,
нежели собственной. Вы понимаете меня, господин барон Фиц-Эстерлен? Теперь вы
начинаете понемногу отличать победителей от побежденных? Понимаете ли вы, кому
действительно горе?
Представитель императора на переговорах наклоном головы
подтвердил, что да, он понимает.
— Но чтобы победу закрепить и узаконить, —
продолжил Леуваарден, растягивая слоги минуту спустя, — надобно заключить
мир. Быстро и любой ценой. Не какое-то там перемирие или временная приостановка
военных действий, а мир! Творческий компромисс, согласие, кое созидает и не
вводит хозяйственных блокад, таможенных ограничений и протекционизма в
торговле.
Шилярд и на этот раз кивком подтвердил, что да, он понимает,
о чем идет речь.
— Мы неспроста подорвали их сельское хозяйство и
промышленность, — продолжал спокойным, тягучим и бесцветным голосом
Леуваарден. — Мы сделали это для того, чтобы из-за нехватки собственных
товаров они вынуждены были покупать наши. Но через враждебные и закрытые
границы наши купцы и наши товары не пройдут. И что тогда? Я скажу вам, дорогой
барон. Возникнет кризис перепроизводства, поскольку наши мануфактуры работают
на полном ходу, рассчитывая на экспорт. Крупные потери понесут совместные
компании морской торговли, в которые вошли Новиград и Ковир. В этих компаниях,
дорогой барон, вашей влиятельной семье принадлежит немалая доля. А семья, как
вы, вероятно, знаете, есть основная ячейка общества. Знаете ли вы это, дорогой
барон?
— Знаю. — Шилярд Фиц-Эстерлен понизил голос, хоть
комната была абсолютно звуконепроницаема и подслушать ведущиеся в ней разговоры
было невозможно. — Понимаю. Да, конечно, понимаю. Однако хотелось бы иметь
уверенность в том, что я выполняю приказ императора… А не какой-то… корпорации…
Совместной компании…
— Императоры приходят и уходят, — процедил
Леуваарден, — а корпорации и совместные компании остаются. И выживают. Но
это трюизм. Я понимаю ваши опасения, барон. Можете не сомневаться — вы
исполняете приказ, отданный императором и имеющий целью благополучие и интересы
империи. Отданный, не возражаю, в результате советов, данных императору некой
корпорацией.
Посланник по специальным поручениям расстегнул ворот кафтана
и рубашки и продемонстрировал золотой медальон с изображением вписанной в
треугольник звезды, охваченной языками пламени.
— Прекрасная вещица. — Шилярд с легким поклоном
улыбнулся, подтверждая, что да, понял. — Весьма ценная… И элитная… Можно
ли где-нибудь приобрести нечто подобное?
— Нет, — с упором ответил Беренгар
Леуваарден. — Приобрести нельзя. Надо заслужить.
* * *
— Если милостивая государыня и милостивые государи
позволят, — голос Шилярда Фиц-Эстерлена окрасился специфическим, уже
знакомым участникам переговоров звучанием, свидетельствующим о том, что сейчас
будет сказано нечто невероятно значительное, — если государыня и государи
не возражают, я зачитаю присланную мне aide memoire
[74]
его величества Эмгыра
вар Эмрейса, по милости Великого Солнца императора Нильфгаарда…
