— А что с фидеикомиссом,
[70]
— не сдавалась
Филиппа Эйльхарт. — Как с примогенитурой?
[71]
Соглашаясь на алодиум,
Фольтест захочет получить гарантии нераздельности княжества.
— Фольтеста, — снова улыбнулась Францеска, —
действительно могли ввести в заблуждение моя кожа и фигура, но ты-то меня
удивляешь, Филиппа, Далеко, очень далеко я уже ушла от того возраста, когда
могла бы забеременеть. Относительно примогенитуры и фидеикомисса Демавенду
опасаться нечего. Это я буду ultimus familiae
[72]
рода владык Доль Блатанна.
Однако, несмотря на кажущуюся выгодной для Демавенда разницу в возрасте,
проблему наследования после меня мы обсуждать будем не с ним, а скорее всего с
его внуками. Заверяю вас, дамы, в этом вопросе спорных пунктов не будет.
— В этом не будет, — согласилась Ассирэ вар
Анагыд, глядя в глаза эльфьей чародейки. — А как со скоя'таэлями? С
эльфами, которые дрались на стороне империи? Если не ошибаюсь, речь идет в
основном о твоих подданных, госпожа Францеска?
Жемчужина из Долин перестала улыбаться. Взглянула на Иду
Эмеан, но молчаливая эльфка с Синих Гор избегала ее взгляда.
— Pro publica bono… — начала и осеклась Ассирэ,
тоже очень серьезная, и тут же кивнула: дескать, понимает. — Что
делать, — сказала она медленно. — Всему своя цена. Война требует
жертв. Мир, оказывается, тоже.
* * *
— Совершенно верно, — задумчиво повторил пилигрим,
глядя на опустившего голову эльфа. — Мирные переговоры — торг, базар.
Ярмарка. Чтобы одних можно было купить, других надо продать. По таким колеям
катится мир. Главное, не купить слишком дорого…
— И не продать слишком дешево, — докончил эльф, не
поднимая головы.
* * *
— Предатели! Сволочные паршивцы!
— Сукины дети!
— An'badraigh aen cuach!
— Нильфгаардские псы!
— Ти-и-хо! — рявкнул Гамилькар Данза, саданув
закованной в железо пятерней по перилам балюстрады. Стрелки на галерее навели
арбалеты на столпившихся внизу эльфов.
— Ти-и-хо! — еще громче прокричал Данза. —
Достаточно! Успокойтесь, господа офицеры! Где ваши честь и достоинство?!
— И у тебя хватает наглости говорить о чести и
достоинстве, висельник?! — крикнул Коиннеах Да Рео. — Мы проливали за
вас кровь, проклятые Dh'oine! За вас, за вашего императора, который принял от
нас присягу на верность. Вот как вы отблагодарили? Выдаете нас палачам с
Севера! Как преступников! Как предателей!
— Я сказал — довольно! — Данза опять ударил
пятерней по перилам так, что прокатилось эхо. — Примите к сведению
свершившийся факт, господа эльфы! Подписанные в Цинтре соглашения, являющиеся
условием заключения мира, налагают на империю обязательство выдать нордлингам
военных преступников…
— Преступников? — крикнул Риордаин. —
Преступников? Ах ты гнусный, паршивый Dh'oine!
— Военных преступников, — повторил Данза, не
обращая внимания на гул внизу. — Офицеров, в отношении которых доказана их
причастность к террору, уничтожению гражданского населения, истязаниях и
убийству военнопленных! Лишению жизни раненых в лазаретах…
— Вы сволочи! — рявкнул Ангус Бри-Кри. — Да,
мы убивали, потому что шла война!
— Убивали по вашим же приказам!
— Cuach'te aep arse, bloede Dh'oine!
— Это дело решенное! — повторил Данза. —
Ругань и крики ничего не изменят. Прошу по одному подходить к кордегардии и не
сопротивляться, когда вас будут заковывать в железо.
— Надо было остаться, когда они бежали за Яругу, —
скрежетнул зубами Риордаин. — Надо было остаться и продолжать биться в
командах. А мы, дурни, глупцы, идиоты, держали верность солдатской присяге! Вот
и додержались!
Исенгрим Фаоильтиарна, Железный Волк, славнейший, уже почти
легендарный командир скоя'таэлей — Белок, ныне имперский полковник, с каменным
лицом сорвал с рукава и наплечников серебряные молнии бригады «Врихедд»,
швырнул их на плиты двора. Другие офицеры последовали его примеру. Глядевший на
это с галереи Гамилькар Данза насупился.
— Глупая, несерьезная демонстрация, — сказал
он. — Кроме того, на вашем месте я бы не стал так легкомысленно
освобождаться от имперских знаков различия. Я считаю себя обязанным сообщить вам,
господа, что при обсуждении условий мира вам как имперским офицерам
гарантированы справедливые судебные разбирательства, легкие приговоры и скорая
амнистия…
Столпившиеся внизу эльфы, словно сговорившись, залились
громким, гудящим меж окружающих двор стен хохотом.
— Обращаю также ваше внимание, — спокойно добавил
Гамилькар Данза, — на то, что мы выдаем нордлингам только вас. Тридцать
двух офицеров. Не выдаем ни одного солдата, которыми вы командовали. Ни одного.
Смех внизу утих словно отсеченный ножом.
* * *
Ветер дунул в костер, взметнул веер искр, ударил в глаза
дымом. С перевала снова долетел вой.
— Торговали всем, — прервал молчание эльф. —
Все было выставлено на прилавки. Честь, верность, слово дворянина, присяга,
простая порядочность… Все это просто-напросто был товар, имеющий ценность лишь
до тех пор, пока на него существовал спрос и соответствующая конъюнктура. А
когда спрос кончился, цена всему стала грош, и товар пошел на свалку. На
выброс. На помойку.
— На свалку истории, — кивнул пилигрим. — Вы
правы, господин эльф. Так это выглядело там и тогда — в Цинтре. У всего была
своя цена. Все стоило ровно столько, сколько можно было получить в качестве
эквивалента. Каждое утро начинались торги. И как на настоящей бирже, то и дело
возникали неожиданные хоссы и бессы.
[73]
И как на настоящей бирже, трудно было
отделаться от ощущения, что кто-то дергает за веревочки.
* * *
— Верно ли я слышу? — протяжно спросил Шилярд
Фиц-Эстерлен, миной и тоном выказывая недоверие. — Не обманывает ли меня
слух?
